Татаро-монголы в Азии и Европе - [173]

Сохранилась здесь и высокая степень концентрации земельной собственности и развития арендных отношений. В 1309 г. в одном из докладов императору указывалось, что богатые дома в Цзяннани имеют сотни, тысячи и даже десятки тысяч арендаторов, с которых получают до 50 тыс. даней продовольствия в год[2240].

Аренда и субаренда в период Юань были основной формой аграрных отношений в Южном Китае[2241]. Поскольку владений монгольских феодалов здесь было мало и управление ими осуществлялось чаще всего через местных чиновников-китайцев, то главным здесь оставалось противоречие между китайскими (наньскими) феодалами и крестьянами — дяньху.

В известной мере о высоком уровне сельскохозяйственного производства в Южном Китае свидетельствуют доходы казны от поземельного налога с разных провинций. Из общей суммы 12 млн. даней четыре провинции Севера — Ляоян, Чжун-шу (столичная), Шэньси и Ганьсу — давали только 2 638 783 даня. Тогда как провинции Хэнань и Цзянчжэ вносили соответственно— 2,5 и 4,5 млн. даней[2242]. При этом положение податного населения здесь было более льготным. Монголы взимали лишь поземельный налог в размере, установленном Южными Суна-ми, — 1 доу с му. Многочисленные же побочные налоги, существовавшие в Южной Сун, были отменены[2243]. В 1320 г. в докладе, поданном императору чиновниками Чжун-шу-шэна, Шуми-юаня, прямо говорилось, что «по сравнению с ханьским населением [налоговое бремя наньцев] значительно легче»[2244]. Такая система налогов была установлена при Хубилае, и попытки в дальнейшем хотя бы немного повысить поземельный налог в Цзяннани ни к чему не привели. Острое недовольство южнокитайских феодалов и крестьян вынуждало монгольских правителей, не чувствовавших здесь себя достаточно прочно, идти на уступки[2245].

В таких условиях наньские феодалы не только сохраняли, но и значительно расширяли свои земельные владения. И поэтому, когда воцарилась новая династия Мин, один из наньских советников Чжу Юань-чжана — Ли Шань-чан в предисловии к «Юань ши» поучал его мудрости и добродетелям, якобы присущим юаньской династии, которая прибегала к конфискации богатств землевладельцев и торговцев гораздо реже, чем это делалось при династиях Хань, Тан и Сун[2246].

Очевидно, в целом экономическая политика династии Юань устраивала податных крестьян и феодалов Цзяннани. Но монголы лишили наньских феодалов права участия в управлении страной, их не допускали в центральные органы власти[2247], и это не могло не вызывать их возмущения. Эта экономически наиболее могущественная часть господствующего класса империи Юань не могла примириться со своим безвластием и господством иноземцев.

Даже такой беглый обзор позволяет заметить далеко. не одинаковые последствия завоевания и господства монголов для различных групп населения Северного и Южного Китая. Однако китайские историки стараются затушевать эту специфику[2248]. Они стремятся доказать, что для китайских крестьян и феодалов империи Юань существенное значение имели только их классовые интересы, но не противоречия с монгольскими завоевателями. И потому восстания в конце Юань были лишь классовой войной крестьян с феодалами. Не обращая внимания на отличия в положении ханьцев и наньцев, эти авторы, естественно, не замечают и разницы в характере отдельных восстаний того времени. Между тем еще в 40–50-е годы такие известные исследователи истории Китая середины XIV века, как проф. У Хань и Ван Чун-у, поставили вопрос об этих особенностях[2249].

Каковы же были цели и лозунги восстаний в конце империи Юань?

Восстание «красных войск», поставившее империю Юань на край гибели, началось в конце мая 1351 г. в Северном Китае, где, как мы видели выше, господство завоевателей было наиболее ощутимо для широких масс трудового народа, где монголы выступали в роли не только верховных правителей, но и непосредственных эксплуататоров крестьянства. Восстание началось именно под лозунгом свержения иноземного ига. Идейный вождь повстанцев Хань Шань-тун был провозглашен потомком последнего сунского императора[2250], а фактический вождь восставших податных крестьян Лю Фу-тун — потомком одного из сунских полководцев[2251]. В эдикте Хань Шань-туна говорилось: «Я скрыл яшмовую печать за восточным морем, собрал в Японии отборные войска, [чтобы покончить с таким положением, когда] бедность крайняя в Цзиннани, а богатство скопилось к северу от стены (т. е. в монгольских районах. — Л. Б.)»[2252]. Совершенно ясно, что здесь противопоставляются монгольские районы китайским областям, а не просто бедные богатым, а династии завоевателей — китайская династия, свергнутая монголами. И потому явной фальсификацией выглядит необоснованное утверждение Чэнь Гао-хуа о том, что лозунг восстановления власти Сунов выдвигался крестьянами, «для того чтобы лучше вести классовую борьбу против династии Юань»[2253]. Это высказывание не подкреплено ни одним свидетельством источников. «Классовая борьба против династии» — просто бессмыслица. По-видимому, понимая это, в другой своей статье — «Идейное оружие восставших крестьян в конце Юань», написанной через год (в 1965 г.), Чэнь Гао-хуа пытается как-то выйти из положения. Он пишет: «Что касается слов «восстановить Сун», то это — лозунг, в котором использовано имя феодальной династии, и потому эти слова с недостаточно явной классовой окраской, тогда как лозунг «свергнуть богатых и помочь бедным» (