Ташкентский роман - [39]
«…После чего молодой Бл-ер, даже не удосужившись пройти пластическую операцию, отправляется в Восточный Туркестан. Прибыв на место, для отвода глаз спасает жизнь двенадцати местным жителям… Один из них обращает внимание, что Бл-ер больше интересуется пещерами как якобы источниками заразы. В остальном в поведении Бл-ера ничего замечено не было. По словам очевидцев, мечтает завести собаку…»
…Черно-белый Блютнер в уйгурском костюме, очки с заклеенной пластырем дужкой. А вот он стоит по колено в желтой воде под бесцветным небом — черные семейные трусы, улыбка гения. Краешек фотографии обрезан — из семейного альбома похищали? А вот Афганистан, снимали года три назад — Блютнер и Савинский, два грифона, уселись на корточках перед раскопанными дельфийскими изречениями. Надпись на обороте: «Дорогому Винаяке — на память».
Карты, геологические карты афганского севера: цветное фото лазурита, схема подземных колодцев, тоннелей и кяризов. Следы недавнего чтения, кто-то славно поработал ногтем.
Еще материал; вшит позднее и из другой папки, на что указывали два лишних следа от дырокола. Судя по первой страничке, речь должна была идти об Индоарийском научном обществе.
Индоарийцы подкармливались в Иране щедрой шахской семьей, та, в свою очередь, — продажей нефти; нефть имела смысл благодаря существованию двигателя внутреннего сгорания. Однако именно на этот двигатель индоарийцы недавно обиделись — он отравлял им солнце, воздух и другие священные стихии… И индоарийцы договорились принять самые решительные меры — провести пару конференций и даже один симпозиум.
На первой конференции в Тегеране дело, правда, не пошло дальше намеков, как быстро ездили колесницы древних индоариев (безо всякого бензина) и как шибко бегали вьючные верблюды по Шелковому пути.
Вторая конференция, Париж. Участников привозят в конференц-зал на точном макете арийской колесницы; и они уже не стесняются в новаторстве. В древности, говорили участники (в основном те, кого мучила на заседаниях бессонница; большинство, утомленное банкетами, дремало), так вот, в древности (повторялось громче, чтобы разбудить спящих) наши предки передвигались очень быстро и совсем иными способами, без выхлопных газов. Они, то есть наиболее духовные из них, двигались под землей, жили под землей, выходя на поверхность только для того, чтобы построить какой-нибудь храм или город — отвлекающий маневр перед вечной экспансией Запада. Древние источники, которые на это откровенно указывают, пока засекречены. Под землей пространство имеет другие свойства, и, неторопливо шагая по какому-нибудь древнему подземному тоннелю, можно за пару часов перекрыть расстояние между Кабулом и Веной. (Шум в зале: кто-то захрапел.)
Последние страницы исписаны Артуриком («согласился сотрудничать под псевдонимом Гамлет»). Мелкий почерк с иллюстрациями. Писал об одном и том же — о женщинах. В постели. В гараже. В гостиничной уборной, лицом в кафель. Везде. Жен. Щи. Ны.
Их любовные повадки, дурные привычки под одеялом, характерные слова и междометия в час любви. Данные физиологической разведки — одним и тем же мелким, убористым почерком. Расположения родинок, подшпионенные сны. Для чего? Чьи-то соленые комментарии на полях. Обнаженные фотографии. Голые фигуры хором глядели, застигнутые всполохом фотовспышки. Страницы листались уже механически, мелькающие тела, ляжки, подбородки слились в какую-то бесконечную кинопробу к фильму про чистилище.
Марта очнулась от запаха мокрой коры. Все тот же переулок, дома, лимонная колокольня Мариен-кирхе.
И Марта увидела их. И совсем не испугалась.
Они медленно шли по переулку, босые не по сезону, в свободных одеждах. Женщина несла дитя, завернутое в дешевые пеленки. Глаза у нее закрыты, темные волосы — неприбраны. Вел ее под руку смуглый юноша-индус с серыми глазами, что-то внушая спящей. Дитя сосало соску-пустышку и беззвучно бодрствовало. Позади шел рыжий кот с развязавшимся бантиком на шее. Несмотря на дождь, все четверо были совершенно сухими.
Когда шествие поравнялось с Мартой, индус обратился к ней:
— «Ормазд создал сон в виде юноши в возрасте пятнадцати лет, ясного и высокого». Хорошо говорю это по-немецки? Кстати, котик не нужен?
Кот подошел к Марте и вопросительно мяукнул.
Лаги грызла яблоко и смотрела на группу ташкентских евреев, ждущих рейса Москва — Вена. Они ходили вокруг монументальных чемоданов, говорили по-таджикски, шумно водили детей в туалет. Посреди этой полусонной суеты громоздились две древние фигуры — старик в тюбетейке, похожей на крашеную скорлупу ореха, и старуха. Неподалеку от них в неудобной позе отдыхал Рафаэль, освободив ноги от лакированных туфель. Он не видел Лаги — они уже два часа назад попрощались, и, кусая губы, она направилась к стеклянному выходу… Потом тайно вернулась и приткнулась поблизости.
Она не могла подойти ближе — и так при их коротком прощании вся чемоданная родня ощетинилась улыбками. Для них Лаги была чужачкой, из-за которой бедный Рафаэль чуть было не остался в этом Ташкенте. Ее не полюбили еще с той самой свадьбы, когда он переоделся клоуном, пел и бросал из руки в руку яблоки. Женщиной Рафаэля для родни каким-то образом оставалась его бывшая Марина — вот она сидит неподалеку, в химической завивке, с тремя чемоданами и вторым мужем. Лаги видела, как несколько минут назад она независимо подошла к встрепенувшемуся Рафаэлю, что-то выясняла, между делом поправляя его слегка съехавший набок гороховый галстук. Родня смотрела на это безучастно, второй муж читал «Правду». Только мальчик Уриэль, который на той самой свадьбе громко признался Лаги в любви, подошел к Рафаэлю и во весь голос спросил по-русски: «А почему вы после тети Марины не стали жениться — вот тетя же женилась, заметили?» Старуха очнулась и сунула внуку какое-то желтое печенье.
Две обычные женщины Плюша и Натали живут по соседству в обычной типовой пятиэтажке на краю поля, где в конце тридцатых были расстреляны поляки. Среди расстрелянных, как считают, был православный священник Фома Голембовский, поляк, принявший православие, которого собираются канонизировать. Плюша, работая в городском музее репрессий, занимается его рукописями. Эти рукописи, особенно написанное отцом Фомой в начале тридцатых «Детское Евангелие» (в котором действуют только дети), составляют как бы второй «слой» романа. Чего в этом романе больше — фантазии или истории, — каждый решит сам.
Поэзия Грузии и Армении также самобытна, как характер этих древних народов Кавказа.Мы представляем поэтов разных поколений: Ованеса ГРИГОРЯНА и Геворга ГИЛАНЦА из Армении и Отиа ИОСЕЛИАНИ из Грузии. Каждый из них вышел к читателю со своей темой и своим видением Мира и Человека.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Остров, на котором проводились испытания бактериологического оружия, и странный детдом, в котором выращивают необычных детей… Японская Башня, где устраивают искусственные землетрясения, и ташкентский базар, от которого всю жизнь пытается убежать человек по имени Бульбуль… Пестрый мир Сухбата Афлатуни, в котором на равных присутствуют и современность, и прошлое, и Россия, и Восток. В книгу вошли как уже известные рассказы писателя, так и новые, прежде нигде не публиковавшиеся.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.