– Что ж, – сказал Тарзан, – вы можете пойти со мной, если сумеете выдержать.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что вам придется общаться с дикими зверями, придется научиться думать и поступать подобно им, что для цивилизованного человека может оказаться не по силам. У животных больше благородства, нежели у людей. Они убивают только в целях самозащиты или для добывания пищи. Они не обманывают и хорошо относятся к своим друзьям.
– У вас хорошее мнение о диких зверях, – заметил Даттон.
– А почему бы и нет? – удивился Тарзан. – Я впервые увидел людей, когда был уже почти взрослым.
– А ваши родители?
– Я их не помню, – ответил Тарзан, – они умерли, когда я был младенцем.
– Кажется, я понимаю ваше отношение к роду людскому, – сказал Даттон, – иногда я чувствую нечто подобное. Я пойду с вами.
– Может, хотите сходить в лагерь и прихватить что-нибудь? – спросил Тарзан.
– Нет, – ответил Даттон, – все, что мне нужно, – со мной.
– Тогда в путь, – сказал Тарзан и повернулся на север.
Вскоре они вышли к реке. Даттон непроизвольно остановился и взялся за винтовку, поскольку у воды сидела стая огромных обезьян. Когда Тарзан подошел к ним, они, рыча, поднялись. Затем Даттон услышал, что Тарзан заговорил с ними на каком-то странном языке. Обезьяны перестали рычать и успокоились. Видя, что Даттон все еще стоит на опушке, Тарзан позвал его:
– Идите сюда! Пусть они почувствуют ваш запах и познакомятся с вами. Они не причинят вам вреда, но и не станут вашими друзьями. Старайтесь не беспокоить их, особенно самок и детенышей.
Даттон медленно подошел. Обезьяны окружили его и стали обнюхивать его и трогать своими огромными лапами. Вдруг один из самцов вырвал из его рук винтовку. Тарзан что-то быстро сказал, и самец нехотя вернул оружие.
– Они не любят грохочущих палок, – пояснил человек-обезьяна. – Я сказал им, что вы будете пользоваться ею только при добывании пищи и при защите их племени.
– Кстати, о пище, – сказал Даттон, – как по-вашему, смогу ли я подстрелить здесь что-нибудь? Я умираю от голода, потому что в последние дни питался только фруктами.
Тарзан поднял голову и принюхался.
– Подождите меня здесь, – сказал он. – Скоро я принесу вам поесть.
С этими словами он запрыгнул на дерево и исчез из виду.
Даттон огляделся и при виде огромных обезьян не ощутил никакой радости. Они не обращали на него внимания, но он вспомнил страшные рассказы о том, что самцы иной раз без видимых причин впадали в бешенство.
Все происходящее показалось вдруг Даттону довольно подозрительным, и он решил держать ухо востро и не очень-то доверять человеку, называющему себя Тарзаном.
Через некоторое время Тарзан вернулся, неся на плече небольшую антилопу. Он отрезал приличный кусок мяса и протянул его Даттону.
– Костер разжечь сумеете? – спросил человек-обезьяна.
– Конечно, – ответил американец.
– Отрежьте себе столько, сколько сможете съесть, а остальное оставьте на завтра.
– Я приготовлю и для вас, – предложил Даттон, – сколько вам поджарить?
– Готовьте только для себя, о своем обеде я позабочусь сам.
Тарзан отрезал от туши несколько кусков и спрятал их в кустах. Затем роздал остатки мяса обезьянам, для которых оно было редким лакомством.
Обезьяны набросились на угощение с жадностью, и Тарзан, сидя между ними, рвал сырое мясо крепкими зубами и тихонько рычал.
Даттон был шокирован поведением Тарзана, и в душе его нарастала тревога. Сейчас он не поставил бы за свою жизнь и ломаного гроша. Когда трапеза закончилась, на джунгли опустились сумерки.
– Я скоро вернусь, – сказал Тарзан, – а вы ложитесь спать. – В случае опасности обезьяны предупредят вас.
Затем он вновь напомнил вожаку, чтобы они не обижали его друга, и исчез в листве деревьев.
Было уже поздно, когда трое спутников Даттона вернулись в лагерь. Никому из них не повезло. Они собрали лишь немного фруктов и орехов, которыми и поужинали. Но им нужно было мясо, свежее мясо, чтобы набраться сил.
– Интересно, где этот чудак? – поинтересовался Гонтри. – Я-то думал, что он уже давно здесь.
– А мне наплевать, – сказал Крамп, – чем реже он будет попадаться мне на глаза, тем лучше. От него все равно никакой пользы.
– А он неплохой парень, – возразил Гонтри.
– Он такой же, как и все остальные, – взорвался Мински. – Они считают нас человеческим мусором и соответственным образом обращаются с нами. Ненавижу этих проклятых буржуев. Они сосут нашу кровь и подавляют пролетариат железной пятой капитала!
– Кончай свою пропаганду, – закричал Крамп.
– Это потому, что ты воспитан капиталистической системой, – сказал Мински. – Ты, небось, и в бога веришь, и в церковь ходишь…
– Заткнись, – прошипел Крамп.
– Послушайте, – начал Гонтри, – желая сменить тему разговора. – Вы не слышали странный крик примерно около полудня?
– Я слышал, – отозвался Мински. – Ты не знаешь, что бы это могло быть?
– Я тоже слышал, – подтвердил Крамп. – Жуткий крик.
– Туземцы утверждают, что так кричит самец обезьяны, когда убивает своего врага, – сказал Гонтри.
– Все это очень подозрительно, – произнес Крамп.
– Нужно установить дежурство, – предложил Мински. – Пусть посторожит Крамп, а часа через четыре разбудит меня. Надо поддерживать огонь и быть начеку.
