Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - [31]

После кинофестиваля в канне

Отправляясь на фестиваль, Тарковский, скорее всего, рассчитывал на Гран-при, как, впрочем, и все его окружение. Но «Солярис» получил только Специальный приз жюри, а также премию ФИПРЕССИ и экуменического жюри. И хотя это тоже было немалым событием, он, видимо, был разочарован. Вот его тогдашние, «неотредактированные» впечатления от кинофестиваля (тоже из моих записных книжек):

«Уровень фестиваля просто чудовищный. О состоянии кино мои мысли не изменились: в мире правит коммерческий кинематограф, все хотят понравиться зрителю во что бы то ни стало – все, даже Феллини. Думаю, что такое положение дел установилось надолго и всерьез. Единственная попытка устроителей противостоять коммерции выразилась в отказе от порнографии – и это все.

Смотреть большую часть картин просто невозможно. На их фоне смешно даже помышлять о фильмах, стремящихся постигать суть явлений, о монтаже, выражающем художническую суть того или иного мастера. Кажется, что все фильмы смонтированы одним монтажером с единственной целью – чтобы они легко поглощались публикой.

В такой ситуации, скажем, Феллини оказывается ниже, чем другие режиссеры, предпочитающие не участвовать в фестивалях. Я сам все более укрепляюсь в мысли, что на фестивали больше не следует ездить, настолько все это отвратительно: то же самое, что и у нас, буквально поговорить не с кем.

Теперь в моду вошел “политический кинематограф”. То есть раньше спекулировали на “трогательных” детских сеансах, а теперь спекулируют на политике. Ну представляешь? – итальянские политические фильмы, которые делаются на американские деньги, – ну разве это не смешно? Та же самая коммерция!

Нет, не понравилась мне вся эта история – такая дешевка! В этом смысле я получил буквально ошеломляющее впечатление: ну хоть бы один серьезный вопрос задали на пресс-конференции!? В связи с “Солярисом” только одно волновало: это антикубриковская картина или нет? Повсюду один и тот же вопрос. Ну что это такое?

Времена меняются. Если теперь мне даже предложат снимать “Белый, белый день”, то я откажусь: я уже другой человек, а через два года, пока сниму фильм, совсем будет поздно. Я снова и снова убеждаюсь, что когда моя картина выходит на экраны, то мне уже все равно, я теряю к ней интерес. Другое дело, если ее не пускают на экран, тогда, конечно, не все равно.

А в чем, собственно, моя вина? Только в том, что я хочу доказать, что кино может быть на уровне литературы? Так я в этом убежден! Поэтому вижу свою задачу в том, чтобы поддержать уровень советского кино чуть выше мирового. Вот и все. Так я объяснял свою задачу в Госкино, говорил, что если я начну снимать по их темам и советам, то все пропало. Правда, пока они вроде бы согласились с моими доводами.

Хорошо сказал мне мой отец: “Андрюша, нельзя же делать подряд две религиозные картины!” Да-а-а…

Ну вот, возвращаясь к фестивалю… “Бойня № 5” получила главную премию жюри. Что это такое? Это плохо экранизированный грандиозный роман. И тем не менее – премия жюри! Просто сейчас дикая конъюнктура на так называемый «политический кинематограф». Но если кино, – это все-таки искусство, то бесполезно ожидать, что в течение года может быть сделано более двух-трех картин, действительно соответствующих высоким критериям.

А если я все-таки буду снимать “Белый, белый день”, то я их всех “заделаю”: к их кино это не будет иметь никакого отношения. А знаешь, что будут говорить? Будут говорить: “Сначала лошадь убивал, а теперь за мать взялся. Вот увидишь”…

Словом, ситуация в кинематографе такова. Фильм у нас заказывает государство. Люди, которых государство назначает руководить искусством, контролируют государственные деньги. Но что бы там ни говорили, уровень картины, выполняющей заказ, зависит от уровня заказчика, потому что, как известно, хочешь получить умный ответ, спрашивай умно! То есть все зависит от уровня тех, кто дает заказ, то есть платит деньги. Только одни заказчики заказывали Сикстинскую капеллу, а другие – фильмы о рабочем классе и крестьянстве. Однако нужно понять, что нельзя по заказу делать искусство. Во всяком случае, так, как этого требуют от советских художников. Раньше хоть давали заказ, но затем в процесс работы никто не вмешивался. А сейчас у нас вычитывается и контролируется каждая деталь, вплоть до диалогов. Но тогда уж было бы лучше, чтобы заказчики сами делали то, что им нужно. Это было бы логично и поучительно. А сейчас вся эта дикая ситуация существует только потому, что никто не обращает внимания, насколько антинаучны и безграмотны наши заказчики!..»

Следует добавить, что «Солярис», так или иначе, оказался самой благополучной картиной в творчестве Тарковского у себя на родине, наиболее зрительской и сравнительно легкодоступной. Она имела почти нормальную прессу и достаточно широкий прокат. Может быть, именно поэтому Тарковский был наиболее равнодушен к этой своей работе. Это как со здоровыми и больными детьми: конечно, больше всего внимания занимает больной, незадачливый ребенок, а здоровый просто не требует столько внимания, он и сам не пропадет.