Тарен странник - [2]

– Поскольку так было всегда, – хмуро спросил Даллбен, – почему это вдруг стало беспокоить тебя сейчас?

Тарен опустил голову и не ответил. Старый волшебник улыбнулся.

– Говори, мой мальчик. Если ты хочешь узнать правду, выложи прежде свою правду. За твоим вопросом видится мне тень некоей золотоволосой принцессы. Разве это не так?

Лицо Тарена вспыхнуло.

– Да, это так, – еле слышно прошептал он, – Ты все понял, Даллбен, – Он поднял глаза и прямо глянул в лицо волшебника.

– Когда Эйлонви вернется, я… я собирался просить ее выйти за меня замуж. Но я не могу этого сделать, пока не узнаю, кто я! Неизвестный найденыш со взятым взаймы именем не может просить руки принцессы. И я не успокоюсь, пока не узнаю своё происхождение. Скромное оно или благородное?

– Мне кажется, – тихо сказал Даллбен, – последнее тебя обрадовало бы больше.

– Я надеюсь на это, – смутился Тарен, – Но все же волнует меня не титул, а чистота имени моих родителей. Я готов разделить и честь и позор. Но дай мне узнать истину.

– Потребно высокое сердце, чтобы воспринять честь, но и столько же сил души, чтобы разделить позор, – ровным голосом произнес Даллбен, и Тарен вдруг увидел, сколько усталости, печали и забот таится в глубоких глазах волшебника.

– Увы, – сказал Даллбен, – я не могу ответить на твой вопрос. Принц Гвидион знает

не больше, чем я. Не поможет тебе даже Верховный король Матх.

– Тогда позволь мне узнать самому, – рванулся Тарен. Отпусти меня, и я пойду искать ответа на свой вопрос.

Даллбен долго и внимательно изучал юношу. Потом взгляд волшебника опустился на «Книгу Трех». Он углубился в ее страницы.

– Когда яблоко созрело, – пробормотал он, будто разговаривая сам с собой, – никто не может сделать его зеленым вновь, – Голос его вдруг словно бы отяжелел печалью, когда он опять обратился к Тарену, – Это на самом деле твое самое большое желание?

Сердце Тарена забилось сильнее.

– Ни о чем больше тебя не прошу!

Даллбен кивнул.

– Пусть будет так, – тихо сказал он, – Я отпускаю тебя. Узнай то, что будет в твоих силах.

– Благодарю тебя, – радостно закричал Тарен, глубоко кланяясь, – Позволь мне отправиться в путь без промедления. Я готов…

Прежде чем он успел договорить, дверь рывком распахнулась, и к ногам Тарена кинулась лохматая фигура.

– Нет, нет, нет! – завыл Гурджи, катаясь по полу и взмахивая лохматыми руками. У Гурджи тонкий слух, и он все слышал! О да! Подслушки под дверью! – лицо его сморщилось, он так яростно мотал всклокоченной головой что сухие листочки и веточки из его волос летели во все стороны, – Бедный Гурджи будет одиноким, ему останутся только печалки и рыдалки! – стонал он, – О, он должен пойти с хозяином, да, да!

Тарен наклонился над Гурджи.

– Мне тоже грустно расставаться с тобой, дружище, – ласково сказал он, – Но путь мой, боюсь, будет длинным и трудным.

– Верный Гурджи готов следовать за тобой! – вскинулся Гурджи, – Он сильный, смелый и умный и станет охранять хозяина от всяких напастей и опастей!

Гурджи не переставал хныкать, гнусавить, стонать, канючить. Он не умолкал, и Тарен, который не мог себя заставить твердо отказать преданному созданию, вопросительно поглядел на Даллбена.

Глаза волшебника засветились доброй улыбкой.

– Верность Гурджи и его преданность тебе известны, – сказал он, – В твоих поисках он может сослужить немалую службу, – Даллбен помолчал и медленно проговорил, – Если Гурджи хочет, пусть отправляется путешествовать с тобой.

Гурджи радостно завопил. Тарен еще раз низко поклонился волшебнику.

– Пусть будет так, – поднял ладонь Даллбен, – Твой путь на самом деле будет непростым. Но ступай, коли ты так решил. Хотя ты можешь и не найти того, что ищешь. Зато вернешься намного мудрее… Пора тебе становиться мужчиной. Твое право делать выбор.

Эту ночь Тарен провел без сна. Даллбен разрешил ему отправиться в дорогу утром. И теперь каждый час до восхода солнца лежал на сердце Тарена тяжелой гирей. В глубине души он уже давно все решил, но ничего не сказал о своих планах ни Даллбену, ни Коллу, ни Гурджи, потому что и сам боялся того, что задумал. Сердце его разрывалось от мысли, что он покидает Каер Даллбен, но еще больше ныло от нетерпения начать путешествие. Сюда примешивалась и тоска по Эйлонви, любовь, которую он старательно и глубоко прятал, но которая, словно наводнение, захлестывала его с головой и перехватывала дыхание.

Задолго до рассвета Тарен поднялся и стал седлать своего серого с серебряной гривой Мелинласа. Покуда Гурджи, жмурясь и зевая готовил в дорогу свою лошадку – низкорослого, коренастого пони, такого же лохматого, как и он сам, Тарен отправился к загону Хен Вен. Как будто почувствовав расставание, белая свинья печально захрюкала. Тарен опустился на колени и обнял её.

– Прощай, Хен Вен, – шептал он, почесывая ее щетинистую шею, – Поминай меня добром. Колл будет заюотиться о тебе, пока я… О Хен, – прерывисто вздохнул Тарен, будет ли мне сопутствовать удача? Дай мне хоть какой-нибудь знак. Подари надежду.

В ответ свинья-прорицательница лишь тревожно захрюкала. Тарен глубоко вздохнул и в последний раз нежно потрепал Хен Вен по загривку.