– Мне некогда, папа. Скажи Але.
– А ты уходишь?
– Да.
– Ну, тогда я сам. Вот видите, Иван Васильевич, дети взрослые, спорить бесполезно. Когда росли, думал, на старости помощники будут, – говорил добродушно химик. – А выходит все наоборот. Да, да. Наоборот. Этот в моряки, а дочь в консерваторию метит. Что с ними делать! В химии, говорят, романтики нет. Сухая наука.
С этими словами Завьялов налил два стакана крепкого чая и поставил на стол. Коля надел шинель, взял полевую сумку с учебниками и направился к выходу.
– Я пошел, папа! Приду поздно, – сказал он, закрывая дверь.
– Прошу вас за компанию. Вот сахар, конфеты. А может быть, вы есть хотите? – спохватился старик.
– Нет. Спасибо, Сергей Дмитриевич, я сыт.
– А вы не стесняйтесь. В такое время живем. А? Каши хотите? Овсяная каша. Великолепная вещь, я вам скажу! В мирное время мы ее недооценивали. Положить? А?
– Нет, нет. Стакан чаю выпью с удовольствием.
– Ну, как желаете. А то бы съели? А?
Иван Васильевич решительно отказался и, пользуясь тем, что они остались вдвоем, приступил к разговору.
– Сергей Дмитриевич, знаете, где я сейчас был? На вашей квартире.
– Да что вы говорите! Ну и как? Опять бомба или снаряд?
– Нет. Я думаю, что ремонтировать ее надо.
– Надо, надо… – вздохнул ученый. – Да ведь как сейчас ремонтировать? Рабочих нет, материала нет. А кроме того, боюсь я, что они опять залепят какую-нибудь неприятность. Такой дом у нас хороший! Обидно.
– Вот я главным образом к вам за этим и пришел. Мы решили вам отремонтировать квартиру. Вы много делаете для войны, много работаете…
– Что вы, что вы, Иван Васильевич! Мало делаю. Надо больше, да сил нет. Хочешь не хочешь, а, к сожалению, спать приходится ежедневно… Столько времени зря пропадает! И сон у меня, знаете ли, паршивый. Стыдно сознаться. Как закрою глаза, так и аминь. Обязательно кто-нибудь разбудить должен, – с огорчением признался химик. – Сам не понимаю, как я научился так крепко спать.
– Это хорошо, – с улыбкой сказал Иван Васильевич. – У меня наоборот. Сонные порошки иногда принимаю. Так вы не возражаете, Сергей Дмитриевич? Ремонт мы сделаем в самое ближайшее время.
– Конечно, я рад. Очень рад… Но, может быть, не следует сейчас людей отрывать на такие пустяки? Я здесь обжился, привык.
Ивану Васильевичу нравился Завьялов. В каждой фразе его было много искренней, почти детской непосредственности. Такой человек не мог быть двуличным. Однако письмо Тарантула было адресовано ему и требовало особой осторожности. Поговорив о ремонте и получив согласие Завьялова, подполковник попросил ключ от квартиры.
– Ключ? – переспросил химик. – Одну минутку. Где же у нас ключи? Ах да! Свой ключ я отдал Марии Андреевне. Это наш управхоз и начальник обороны дома. Великолепная женщина! Превосходная! Я напишу ей записку, а вы… если это не затруднит вас, возьмите у нее ключ. Она вам все покажет и расскажет.
– Так уж мы тогда будем хозяйничать в вашей квартире по своему усмотрению, Сергей Дмитриевич. Доверяете?
– Пожалуйста, пожалуйста. Кроме мусора, там ничего и нет. Книги я перевез… Все, что нужно было, тоже здесь. Я бы сам помог, но времени у меня мало.
– Нет, уж вы лучше делайте взрыватель.
– Вот, вот…
Ученый написал записку управхозу и отдал ее гостю. Иван Васильевич подробно расспросил, в какой цвет красить стены в квартире, уточнил план расположения комнат и их назначение и заговорил о детях.
– Значит, дочь ваша тоже не собирается идти по стопам отца? – спросил он.
– Нет, нет. К сожалению, нет… Перед самой войной вдруг надумала в консерваторию. Музыка, музыка… Профессия отцов не увлекает. А может быть, я и сам в этом виноват. Не сумел увлечь…
– Я когда-то собирался учиться на химическом.
– Да что вы говорите! Ну и как?
– Не вышло. Жизнь распорядилась иначе. Вы, случайно, не знаете Мальцева Григория Петровича? – неожиданно спросил Иван Васильевич.
– Мальцева? Позвольте… Где-то я слышал такую фамилию.
Ученый нахмурил брови и задумался. Иван Васильевич напряженно следил за выражением его лица.
– Ах, Мальцев! – вдруг вспомнил химик. – Ну как же! Знаю, конечно. Превосходный человек. Умница. Знающий. Ну как же, как же, отлично знаю!
– И давно вы с ним знакомы?
– Нет. Познакомились перед войной. Был я в доме отдыха ученых. Вместе отдыхали и познакомились. Он москвич. Григорий Петрович Мальцев! Как же это я забыл? Очень знающий человек. Собирался ко мне в гости приехать, да война помешала.
– Он как будто в Ленинграде был в прошлом году.
– Неужели! Что же это он не зашел?
– А впрочем, я не уверен. Мне говорили, что видели его, но могли и обознаться.
– Обознались, Иван Васильевич, обознались. Он бы непременно зашел ко мне. А скорей всего, просто остановился бы. С гостиницами сейчас трудновато… А я его приглашал.
– А разве он у вас никогда не бывал? – спросил Иван Васильевич и покосился на бушлат*, висевший в углу.
– Нет. Весной сорок первого года мы познакомились в доме отдыха, и с тех пор о нем ни слуху ни духу.
– Сергей Дмитриевич, а вы отдыхали с детьми? – прямо спросил Иван Васильевич, видя, что ученый ничего не подозревает. – Я хотел узнать, видел ли Мальцев ваших детей?
