Странные и неожиданные мысли появлялись в голове. О каком–то контракте века, почему–то на мусорное ведро. О монополии на крошки белого хлеба и разлитое пиво. Нелепая совсем радость по поводу того, что скоро выходной. Скоро праздник по случаю исторического юбилея битвы великого Тараканища с воробьем. И как будто не свои, чужие мысли о большой карьере, длинной жизни впереди, богатой и благополучной.
«Что все это значит? Что за ерунда?»
Ермак загасил окурок, сунув его в банку из–под «Пепси–колы», всегда стоящую здесь на подоконнике и служащую пепельницей и чем–то вроде контейнера для мелкого мусора. Мимоходом, краем сознания уловил, что, кажется, откуда–то слегка запахло горелой плотью. Может, из банки? Непонятные мысли вроде бы исчезли.
Ну, что еще предпринять? Он сходил в гальюн, после его утилитарного использования зажег газету, как всегда делал отец в их коммуналке. И теперь навеки так будет, и никаких дорогих буржуйских дезодорантов!
Бросил горящую газету в раковину, взялся за только что починенную ручку–замок, дернул. Ручка не открывалась, проворачивалась в обе стороны вхолостую. Дергал ее изо всех сил, сколько их было. Газета все горела, тесное пространство заполнилось дымом. Ермак, внезапно запертый в сортире, в бешенстве уже ударил в дверь плечом, навалился на нее, упираясь одной ногой в стиральную машину. Та повалилась. Загорелись сваленные здесь кучей тряпки жены, брошенные ей перед отъездом. Резко запахло плавящейся синтетикой.
Ермак рвал и колотил дверь, ручка, наконец, оторвалась. Дверь не открывалась. Дышать давно уже стало невозможно. Жарко горела бумага в кошачьем лотке, еще что–то непонятное из–за дыма. А теперь, кажется, пластмассовая плитка на стенах. Легкие рвались, но вместо кислорода их заполняло что–то отвратительное: чужое, химическое. Ермак упал в угол, сотрясаясь от кашля, уже похожего на судороги. Вдохнуть настоящий кислород — это было его последним желанием.
Его черный закопченный труп нашли жена и теща, приехавшие на следующий день.
Июнь 2012 г.
