Тантадруй - [11]
— Пошли! — решительно загремел Лука, и звуки его голоса словно вытолкнули их из-под свода. Вытянувшись цепочкой, как гуси, они зашагали через площадь. Впереди семенил Тантадруй, вторым шел Матиц, прижимавший под мышкой наполовину обстроганную палку, третьим ковылял, размахивая длинными руками, костлявый фурланец Русепатацис, завершал процессию Лука Божорно-Босерна: он ступал так твердо, что временами под его деревянной ногой, подкованной лошадиной подковой, вспыхивала искра. Молча и сосредоточенно шли они в долгую зимнюю ночь, словно унося от растерянных людей неведомый завет или необходимое утешение какому-то иному, новому человеку, которому где-то там, в далеком утре, только еще предстояло начать жизнь.
Они пересекли площадь, обошли черную карусель и стали подниматься по склону к церкви. Проходя мимо дома жупника, они загляделись на освещенные окна, пылавшие таким жарким светом, будто за ними было заперто само золотое солнце.
— Тантадруй, почему она была ненастоящая? — горько вздохнул дурачок.
Никто ему не ответил. Молча вышли они в поле, где находилось все имевшее хоть какую-нибудь ценность: нивы и покосы, кладбище с часовней и дом Хотейца.
Здесь ветер превратился в настоящий ураган. И какой же он был лютый! Он пронизывал до костей. Несчастные остановились возле кладбищенской часовни, чтобы, прижавшись друг к другу, перевести дух, прежде чем отправиться через поле к Хотейцу.
Тантадруй не сводил глаз с кладбища, которое в этой ясной лунной ночи, несмотря на стужу, было красивым и манящим. Стройные кипарисы, словно огромные свечи, гнулись на ветру, а на вершинах их вместо язычков пламени горели звезды. У подножий кипарисов белела дорожка, и вдоль нее лежали белые камни с позолоченными надписями.
— Тантадруй, теперь у меня есть все колокольчики! — вздохнул дурачок.
Однако ответа не было, будто ветер унес слова, и он сказал чуть громче:
— Тантадруй, теперь я бы мог по-настоящему умереть!
Все продолжали молчать. Потом послышался приветливый голос Матица Ровной Дубинки, печально повторившего последние слова:
— По-настоящему умереть!..
— Тьфу! — пренебрежительно фыркнул фурланец. — Raus е patacis, репа и картошка!
— Тихо! — гаркнул на него Лука. — Почему бы не умереть, а? Почему бы не умереть?
Фурланец молчал, а раз он молчал, ответил Матиц:
— Почему бы не умереть?
— Почему? — еще больше рассердился Лука, у него было доброе сердце, и он жалел Тантадруя. — Этот жупник — дурак!
— Тантадруй, там было четыре жупника! — уточнил дурачок.
— Четыре? — удивился Лука. — Четыре жупника? Четырежды дураки!
— Тантадруй, — с обидой сообщил Тантадруй, — они сказали: погоди, пока пробьет твой час.
— Час? — подскочил Лука. — Какой час? Разве у тебя есть часы?
— Нету, тантадруй! — весело ответил дурачок. — У меня никогда не было часов.
— Вот видишь! Тогда я хотел бы знать, почему он говорит о часе!
— Тантадруй, не знаю! — едва слышно произнес дурачок, словно сам был в этом виноват.
— Надо спросить! — загудел Лука. — Завтра же ты пойдешь и спросишь!
— Пойду, тантадруй, — откликнулся дурачок. — А потом они сказали, что каждый должен терпеть, прежде чем лечь в могилу.
— Терпеть? — спросил Лука. — Разве ты не терпел?
— Не знаю, тантадруй.
— Гм? — почесался Лука. — Надо полагать, терпел.
— Тантадруй, надо полагать, терпел. — На душе у Тантадруя полегчало.
— Но почему нужно терпеть, если хочешь лечь в могилу? — опять взволновался Лука. — Почему нужно терпеть, если мы уже пришли!
— Тантадруй, уже пришли? — удивился дурачок.
— Могила вон там! — загремел Лука и победоносно показал на кладбище.
— Тантадруй, могила вон там! — радостно воскликнул дурачок.
— Могила вон там! — повторил Лука. — А если ее еще нет, мы ее выроем, и божорно-босерна!
— Тантадруй, мы ее выроем. — С этими словами Тантадруй вышел из своего укрытия.
— Ты куда? — спросил его Лука.
— Тантадруй, к могиле! — сияя от счастья, ответил Тантадруй.
— Нет! — возразил Лука. — Завтра. Сейчас мы идем к Хотейцу спать!
— Тантадруй, мы пойдем спать после, когда я умру! — умолял дурачок.
— Ну ладно! — уступил Лука. — После пойдем спать. Ведь это быстро!
— Тьфу! — фыркнул фурланец. — Raus е patacis…
— Тихо! — оборвал его Лука. — Сейчас мы идем к священному месту!
— Священному месту! — громко и с трепетом повторил Матиц Ровная Дубинка, напуганный зычным голосом Луки.
Они вышли из укрытия, отворили ржавые кладбищенские ворота, заскрипевшие в своих петлях, и молча вступили на широкую аллею кипарисов, шелестевших и кланявшихся под ветром. В самом конце ее они свернули влево — и вдруг оказались перед могилой, перед свежевырытой могилой.
— Тантадруй, могила! — вне себя от счастья воскликнул дурачок и замер.
— Могила! — загремел Лука и гордо добавил: — Разве я тебе не говорил?
— Тантадруй, могила! Я лягу и умру.
— Ляжешь и умрешь, и божорно-босерна! — гремел Лука.
— Тьфу! — фыркнул фурланец. — Raus е patacis…
— Ты сошел с ума! — зашипел на него Лука. — А теперь тишина.
— Теперь тишина! — испуганно повторил Матиц Ровная Дубинка.
И была тишина. А поскольку тишина длилась слишком долго, Лука повернулся к Тантадрую.
— Ну, что дальше?
— Тантадруй, — вздрогнул дурачок, словно пробуждаясь от прекрасных снов, — я жупника должен спросить, настоящая ли она.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Роман «Весенний день» — своеобразная семейная хроника времен второй мировой войны, события этой тяжелой поры перемежаются воспоминаниями рассказчика.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
Книга представляет сто лет из истории словенской «малой» прозы от 1910 до 2009 года; одновременно — более полувека развития отечественной словенистической школы перевода. 18 словенских писателей и 16 российских переводчиков — зримо и талантливо явленная в текстах общность мировоззрений и художественных пристрастий.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.С «Балладой о трубе и облаке» советский читатель хорошо знаком. Этот роман — реквием и вместе с тем гимн человеческому благородству и самоотверженности простого крестьянина, отдавшего свою жизнь за правое дело. Повесть принадлежит к числу лучших произведений европейской литературы, посвященной памяти героев — борцов с фашизмом.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Грозное оружие сатиры И. Эркеня обращено против социальной несправедливости, лжи и обывательского равнодушия, против моральной беспринципности. Вера в торжество гуманизма — таков общественный пафос его творчества.
Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.
Веркор (настоящее имя Жан Брюллер) — знаменитый французский писатель. Его подпольно изданная повесть «Молчание моря» (1942) стала первым словом литературы французского Сопротивления.Jean Vercors. Le silence de la mer. 1942.Перевод с французского Н. Столяровой и Н. ИпполитовойРедактор О. ТельноваВеркор. Издательство «Радуга». Москва. 1990. (Серия «Мастера современной прозы»).