Танковый десант - [55]

Приказом Народного комиссара обороны СССР от 17 марта 1945 года нашей танковой армии было присвоено звание Гвардейской – она была преобразована в 4-ю Гвардейскую танковую армию. Наша 49-я механизированная бригада была преобразована в 35-ю Гвардейскую Каменец-Подольскую механизированную бригаду, и мы стали получать денежное довольствие в повышенном размере (я, например, – 1200 рублей, из них 600 руб. по должности, 300 руб. фронтовые и 300 руб. гвардейские). Дело, впрочем, не в деньгах. Престижно быть гвардейцем. Все мы в ту пору были молодыми, и нам ничто человеческое не было чуждо. Нам много чего хотелось – могли посидеть за столом, вкусно поесть, порой и выпить, поговорить, вспомнить пережитое в мирное время и за время войны, помянуть погибших и убывших по ранению.

В один из солнечных дней к нам пришел командир батальона со своим заместителем по политчасти и сказал, что пора кончать спать, надо делом заниматься – проводить занятия с личным составом. Да и начеку надо быть, кругом бродят недобитые немцы, которые, выходя из различных «котлов», стремятся на запад. Нескольких таких бежавших фрицев взял в плен Леша Беляков со своими бойцами, а часть была уничтожена при оказании сопротивления. Мы начали ходить на находящееся неподалеку поле на занятия, но занимались только для проформы, а в основном отдыхали, – пополнения еще не было. Настоящие занятия еще будут впереди, когда прибудет пополнение, вот тогда надо учить новичков тому, что пригодится в боях. А пока нас было очень мало – от батальона не осталось почти ничего. Шел уже март, в Германии установилась хорошая, теплая погода, и вскоре мы получили летнее обмундирование, сбросив старое, которое мы носили с ноября 1944-го, более четырех месяцев. Белье, правда, мы меняли часто, в основном носили немецкое, шелковое, этого добра было много в покинутых немцами домах. Тем не менее на фотографиях под Прагой после возвращения из госпиталя (май 1945 г.) я одет в суконные брюки и гимнастерку, видимо, не переоделся – я мог позволить себе такое, а командование батальона терпело мое самовольство, зная, что я любил тепло. В Обере я, как и многие, пошил себе из кожи сапоги, а из сукна – фуражку, хотя летом обычно мы все носили пилотки.

Постепенно стали прибывать из госпиталей солдаты и сержанты, воевавшие в батальоне, и в конце концов мы были полностью укомплектованы личным составом. Многие солдаты были из работавших у немцев в личных хозяйствах или на производстве из числа угнанных с территории Советского Союза. С ними нам пришлось много заниматься – надо было научить их воевать. Ко мне во взвод подобрались бойцы, до ранения воевавшие со мной и даже в других взводах роты. Я был им рад, они меня знали, и я их тоже знал по боям.

Мой ординарец Андрей Дрозд с напарником проявили инициативу, и у нас появился сыр (его головка была размером с колесо от автомашины), куры и другая птица, спирт, мука, масло, сахар, даже две коровы. Одних кур было около 40 штук. Из роты отрядили умельцев варить, жарить и готовить, и вскоре большинство бойцов нашей тогда еще малочисленной роты перестали питаться с батальонной кухни. Придешь с занятий на обед, немного выпьешь, закусишь чем бог послал, а затем ешь борщ или куриный суп, жаркое или кусок курицы с жареной картошкой, чай или компот, пирожки или пончики. Кухня, с ее щами или супом из жирной свинины, нам уже надоела. По утрам бойцы пили молоко со свежим белым хлебом, ели сыр и еще что-нибудь. Мне даже попало от командования батальона, что бойцы не питаются с кухни, – почему-то меня, а не командира или старшину роты вызвали в штаб батальона и предложили прекратить это безобразие и питаться только «с котла». Затем мне сказали, что, мол, хотя у тебя во взводе собрались бойцы, прошедшие фронт, многих мы у тебя отберем и назначим командирами отделений в другие взводы роты и даже в другие роты для цементирования еще не обстрелянных бойцов. А потом меня спросили: «А ты знаешь, почему к тебе во взвод хотят попасть бойцы?» Я ответил, что идут как к ветерану роты и батальона. «Нет, не поэтому. Солдаты заявляют, что у тебя не убивают!» И мне привели данные, что в моем взводе за последние 2–3 месяца боев не было убитых, а только раненые, которые вернулись в строй. Я не обратил внимания, что во взводе собрались одни «старички». Солдаты это подметили и просились ко мне во взвод. На самом деле пройти от Вислы до Нейссе в передовом дозоре бригады и не потерять солдат убитыми – это чудо. Уберечь себя и солдат от огня противника было не в моих силах, это я просто не мог сделать, но что было, то было. Повезло нам всем, не иначе. Другим в этой операции повезло меньше. 19 марта погиб командир нашего 6-го Гвардейского Львовского механизированного корпуса полковник В.Ф.Орлов. Также в марте погиб командир 10-го Гвардейского танкового корпуса полковник Н.Д.Чупров, был тяжело ранен командир 17-й Гвардейской мехбригады полковник Л.Д.Чурилов, а также командир 16-й Гвардейской мехбригады полковник Рывис. На фронте никто не застрахован от смерти.

В марте – апреле мы усиленно занимались, готовя личный состав к предстоящим боям. Мы знали, что это будет последний бой, одна, последняя, операция по окончательному разгрому фашистских войск, а потом, наконец, наступит мирное время. Точно, когда начнется общее наступление, мы не знали, но числа 12 апреля мы покинули г. Обер и сосредоточились ближе к переднему краю, в выжидательном районе, для наступления. В выжидательный район выдвигались пешим порядком, обычно только ночью, днем всякое движение на дорогах прекращалось. Противник не должен знать, где будет наноситься главный удар. Все свое хозяйство, которое было в роте, мы отдали заместителю командира батальона по хозяйственной части Зайцеву, у которого был маленький тыловой аппарат – повара с кухней, несколько солдат, машины обеспечения, шоферы и прочее. Не оставлять же все для чужих!