Танкисты - [53]

– Война будет! – резко бросил Омаев, сидевший чуть поодаль на пеньке и остругивающий кинжалом палку.

– Нет, Руслан, я не о том спрашиваю, – покачал водитель головой. – Война будет и дальше, это понятно. Слишком большие силы обрушились на нашу страну. Остановить их и погнать назад – для этого не меньшая мощь нужна и очень большое напряжение всех наших сил. И всех ресурсов. Это очевидно. Я о том спрашиваю, что будет, если мы завтра придем в то место, куда нам приказали, а там никого и ничего. Допустим, нет там генерала.

– Командир есть, он знает, что делать дальше, – снова ответил Омаев. – Каждый о своем должен думать. А вы, Семен Михайлович, все время странными вопросами себя мучаете. Зачем?

– Страдает парень, – тихо сказал Бабенко, улыбнувшись в темноте, а потом уже громко продолжил: – Это не странные вопросы, Руслан. Это естественные вопросы. Человека всегда волновало и будет волновать, что будет завтра, а что через год, через столетие. Видишь ли, человек, если это хороший человек, он всегда стремится сделать этот мир лучше, чище, интереснее, оставить его после себя потомкам таким, чтобы им было в нем лучше. И так из поколения в поколение.

– Если бы все так думали, то не было бы войн, – хмыкнул Омаев. – Даже если и не война, то сколько людей даже просто так делают другим плохо. Зачем воруют, зачем грабят? Трудно сделать этот мир лучше.

– Трудно, товарищи, – вмешался Соколов, решив, что как командир он должен свое веское слово сказать в воспитательных целях. – Трудно, но каждый должен стремиться к этому. Каждый на своем месте, там, где он живет, работает. В мире всегда много хороших людей и много плохих. Просто не всех плохих еще перевоспитали. Понимаете?

– Вы мне вот что скажите, товарищ младший лейтенант. – Омаев вдруг отложил в сторону свою палку и кинжал. – Много хороших и много плохих. Нам в учебной роте тоже политрук говорил об этом. Не бывает, говорил, общества, в котором только хорошие люди или только плохие. А то, говорил, был бы сразу коммунизм или варварское Средневековье. Вот и скажите, а что, в Германии совсем нет хороших людей? Почему у них к власти пришел Гитлер, почему он развязал войну по всей Европе и всех пытается поработить? А где же хорошие люди? Они ведь в Германии должны были быть?

За разговором танкисты не заметили, как в лесу стало светлее. Солнце уже поднялось над горизонтом, запели лесные птицы, затрепетали крыльями в кронах. Соколов посмотрел на наручные часы и вдруг замер. Вместе с ним замолчали и прислушались Бабенко и Омаев. Отчетливо были слышны автоматные очереди. Ветерок дул в сторону поля, на котором стояли подбитые танки, звук относило в сторону, но все равно можно было различить резкие очереди скорострельного «ППШ» и вторящие ему глухие, хлопающие очереди немецких автоматов. «Шмайсеров» было больше. Значит, стреляли не только Логунов и Бочкин. Стреляли и в них. А вот заговорили пулеметы. Один, второй…

– Это наши, – пробормотал Бабенко и вопросительно посмотрел на командира.

Соколов нахмурился, посмотрел по сторонам, но тут же понял, что с винтовками бежать на помощь глупо. Но и оставлять товарищей в беде нельзя. Невозможно.

– Омаев, брезент скатать! – крикнул Алексей и бросился отбрасывать ветки и срубленные деревца, которыми был замаскирован танк. – Бабенко, заводите!

Вскочив на башню, Соколов первым делом соединил кабель ТПУ с разъемом своего шлемофона и принялся готовить пушку. Так, прицел постоянный… плавность хода пушки вверх-вниз есть… башня вращается, укладки… снаряды рассортированы по назначению… осколочные здесь.

– Вперед, Бабенко, на поле! – приказал лейтенант, прижимаясь лицом к мягкому нарамнику перископа и поворачивая командирскую башенку из стороны в сторону. – Омаев! Без команды не стрелять. Я сначала определю, где наши.

– Есть! Пулемет готов! – бойко доложил чеченец.

Бабенко выводил из леса танк очень осторожно, без суеты, боясь порвать изношенные гусеницы. Выведя машину на лесную дорогу, он прибавил скорости, не форсируя двигатель. Дизель «Т‐34» все же был очень шумным. А шли они сейчас к немцам с наветренной стороны. Оставалось надеяться, что те за шумом перестрелки не услышат приближения танка. Соколов подумал, что какое-то немецкое подразделение прибыло на поле и увидело убитых солдат. А может, начальство к немцам прибыло за танками. Он решил, что терять времени не будет и зарядит пушку прямо сейчас осколочным снарядом, и как только танк выйдет из леса и станет понятна позиция, он выстрелит. Эффект должен быть самым подходящим. Пехота при приближении танка прекратит бой и начнет искать укрытие или побежит.

Но тут до слуха донеслись орудийные выстрелы. Соколов замер, потом рывком поднял створки люка башенки и высунул голову наружу. Стреляла танковая пушка. «Пушка немецкого танка! Ах, черт! Откуда там танки? Как же мы так попались!» Он быстро спустился в башню и тут же услышал еще выстрел, потом еще. Стрелял не один немецкий танк. Как минимум два.

– Подкалиберным, – по привычке скомандовал Соколов сам себе, загоняя снаряд в казенник пушки.

Логунов и Бочкин поставили машину за подбитыми «тридцатьчетверками» так, чтобы она не бросалась в глаза со стороны дороги, когда рассветет. Дело спорилось, нужные детали в танках были целы. Работая, Логунов молчал и прислушивался. Война, тем более вторая, быстро учит осторожности. И Коля Бочкин, который держал фонарь и подсвечивал земляку, все время норовил завести разговоры или пуститься в воспоминания. Василий Иванович отвечал односложно, продолжая работать и прислушиваться.