Танкисты - [49]

В деревне делать было нечего. На этом пепелище вряд ли кто-то сейчас жил. И Алексей свернул направо, чтобы пройти лесом. Судя по карте, там, за лесочком, проходила еще одна проселочная дорога, которая вела вдоль леса и реки. Она связывала сгоревшую деревню и мост с другим селом в двадцати километрах отсюда. Стоило оценить ситуацию. Ездят ли по той дороге немцы? Насколько она оживленная? Если ею пользуются, то, возможно, в Алексеевском, как называлось то дальнее село, мог стоять немецкий гарнизон. А это значит, что надо лесом уходить отсюда подальше, в более глухие леса. А если дорога заросла травой, значит, здесь тихо и относительно безопасно.

Через несколько минут впереди, среди деревьев, мелькнула темная фигура. Соколов не понял, показалось ли ему, но на всякий случай шагнул в сторону зарослей орешника и замер, держа автомат наготове. Вскоре послышался звук треснувшей ветки. Потом лесная птица испуганно взлетела с тропы.

Лейтенант увидел человека. Это был старик лет восьмидесяти, с седой длинной бородой, в облезлой шапке-ушанке и ватной безрукавке-душегрейке. Штаны на коленях были залатаны цветными заплатами, на ногах были растоптанные солдатские ботинки, явно великоватые ему на пару размеров. Шел он, старательно поднимая ноги, чтобы не шаркать ими по траве, на плече висела холщовая сумка, в которой что-то подозрительно позвякивало.

Когда старик поравнялся с кустами, Соколов вышел из своего укрытия, благодушно улыбаясь и забрасывая автомат за спину. Но к его огромному удивлению, старик не проявил ожидаемой радости от неожиданной встречи с советским командиром. Он нахмурился и внимательно осмотрел с ног до головы незнакомца в черном танкистском комбинезоне, из-под которого виднелись воротник гимнастерки и петлицы с командирским кубиком.

– Здравствуйте, дедушка, – продолжал улыбаться Алексей. – Откуда идете?

– А ты кто таков, чтобы допросы мне устраивать? – скрипучим старческим голосом проворчал старик, останавливаясь. – Ишь, здравия мне желает. Давненько не виделись!

– Дедушка, а вы что такой неприветливый? – смутился Алексей и перестал улыбаться. – Командиру Красной Армии не рады, что ли?

– А что мне тебе радоваться? Командир какой нашелся. Где она, твоя армия? Ты ее с собой привел? Или один по лесам шатаешься, от людей шарахаешься? Ты назад вон пойди, к речке выйдешь. Там деревня наша, ты глянь на нее, командир.

– Я видел, – вздохнул Алексей. – Сгорела ваша деревня.

– Сгорела. А народу сколько на погост снесли, знаешь? А скажи-ка мне, командир, почему это она сгорела? Мы что, денег на нашу армию жалели? Детей своих не посылали служить, чтобы они учились ратному делу, технику вам новую не давали, оружия не было у вас? Так почему сгорела моя деревня, почему старуха моя померла в огне, а я вот один на белом свете остался? Ответь мне.

– Силен враг, – опустил голову Соколов, обескураженный таким поворотом беседы. – Силен, напал неожиданно, много его. Понимаю. Можешь сердиться и на меня, и на всю нашу армию, только не видел ты, как сражаются красноармейцы, как гибнут, врага сдерживая, как умирают в бою за свою Родину. Не кори, старик, не все так просто.

– Не все так просто, – повторил дед и тоже опустил голову. – Далеко отступили-то? Много землицы русской отдали германцу? До Волги еще не дошли? Москва еще стоит?

– Ни Волги и ни Москвы немцам не видать! – уверенно ответил Алексей. – Собирается армия с силами, резервы подтягивает. Скоро ударим и погоним с нашей земли. Ты, главное, верь, старик.

– Ударите. Ударить вы, может, и ударите, да сколько городов и сел отдали, сколько народу погибло, который вы бросили на произвол судьбы. Врагу отдали. Этих кто вернет? Ладно, лихо было и до этого, ан не погибла Россия. Ты-то чего здесь шатаешься? Из окружения, что ли, выходишь?

– Нет, дед, в разведке я, – решил сказать правду Соколов. – Немцы поблизости есть? Может, наших видел?

– Немцы далеко отсюда. Почти не заходят в наши края. Делать им тут нечего, грабить некого. А вот из села Алексеевского народ проходил с котомками и пожитками. Там, говорят, они всех обобрали. Весь скот и птицу порезали. И наших солдатиков не видать. Наверное, кто выжил, ушли на запад, а кто не смог, того побили. Слышал стрельбу на этой неделе, раза два слышал, но далеко где-то. Может, за Алексеевским даже.

– А сам-то ты где живешь, дедушка?

– Землянку отрыл с внучкой. Мала еще, десяти лет нет, а вон какое пережить угораздило. Погреб был, из него землянку и устроили. Живем пока, а что дальше будет, бог весть.

– А едите вы чего?

– Лес кормит. Запасы сделали, грибов насушили, силки вот пришлось вспомнить, как в детстве делал. Бывает, и поймаешь чего. Да вот еще, – старик тряхнул свой мешок, в котором снова звякнуло, – консервы. Тут в поле танки стоят побитые. И наши, и немецкие. Я ходил, смотрел. В наших ничего нет, сами, видать, голодные отступали. А у немцев в танках и шоколад, и водка ихняя, и консервы, и сигареты. Я успел вот несколько раз сходить. Набрал кое-чего. А потом приехали туда ихние, в черной форме. Стали на буксир свои танки брать да утаскивать. Видать, ремонтировать будут.