Танки оживали вновь - [52]

До рассвета обнаружил еще три неисправных танка. Стояли они недалеко друг от друга. Возле них «врачевал» майор Н. М. Кубраков, заместитель командира батальона по техчасти, знакомый еще по Невской Дубровке.

С этими танками дело оказалось посложнее. У одного заклинило двигатель. Молодой механик-водитель по неопытности допустил оплошность. У второго двигатель работал с перебоями, глох. У третьего разрегулировались тормоза, но эту работу Кубраков уже заканчивал. А вот с двумя остальными пришлось нам с капитаном Строгановым повозиться.

Почему заклинило двигатель? Найти причину никак не удавалось. Пришлось прибегнуть к методу, который не рекомендуется в подобных случаях — буксировке. Машину прицепили к танку, уже отремонтированному Кубраковым.

Двигатель завелся и работал нормально. Лишь стрелка масломанометра не качалась. Поскольку двигатель завелся при помощи буксира и работал на слух нормально, можно было предположить, что с подшипниками ничего серьезного не произошло. Быстро обнаружили и неисправность масломанометра — слабо затянутый штуцер приемника.

У последнего танка вода попадала в цилиндры через прокладку головки блока. Этот танк пришлось задержать, чтобы подтянуть ослабленные шпильки головки блока. К пяти часам утра, как и было приказано, мы были на рубеже, откуда намечалось наступление в направлении Красного Села.

Генерал В. И. Баранов собрал накоротке оперативную группу штаба и каждому из нас дал определенное задание. В общем виде для всех оно заключалось в следующем: проверить механиков-водителей, а тех, кто имел практику вождения менее двух часов, заменить танкистами из учебного полка. Далее. Проверить наличие ремонтных и эвакуационных средств в частях. Подтянуть фронтовые ремонтные средства в район Пулково, а также подвижные отделения складов бронетанкового имущества. Поставить задачу фронтовым ремонтно-эвакуационным средствам быть в готовности перейти в район Красного Села сразу же, как только им овладеют наши войска.

Может показаться странным, почему такие указания давались так поздно, по существу тогда, когда наступление уже началось. Так надо было, чтобы скрыть начало операции. Ведь если бы наши ремонтно-эвакуационные средства, допустим, раньше, до начала операции, перемещались на указанные маршруты, то противник, конечно, мог определить (хотя бы примерно) время и направление главного удара.

Разумеется, не всегда можно рассчитывать на своевременное обеспечение боя и операции при таком запоздалом выдвижении к фронту необходимых средств. Но в принципе это требование, по опыту знаю, должно соблюдаться, чтобы обеспечить скрытность операции.

Получив задание, мы разъехались по частям.

Прибыл в 220-ю танковую бригаду полковника В. Л. Проценко. Встретился с заместителем командира бригады по техчасти майором С. Г. Стеркиным и изложил ему суть своего задания. Тут же приступил к выборочной проверке механиков-водителей. Все они удовлетворяли предъявляемым требованиям. Правда, я наткнулся на слишком юного механика-водителя, который мне показался просто мальчиком. К тому же сидел он за рычагами танка командира бригады. Детское лицо с курносым, веснушчатым носом, красными от бессонницы глазами, перепачканными щеками — таким он представился мне, четко, по-уставному. И улыбнулся. Присутствующие тоже улыбались. Им не впервой было представлять начальству лихого мальчишку механика-водителя Мишу Егорова. Я придирчиво спрашивал его об обязанностях, но Миша отвечал полно, со знанием дела.

— Давно на танке?

— С начала войны, товарищ капитан, — выпалил он.

Я недоверчиво покачал головой. Но Миша говорил правду. Потом мне рассказали, что Миша Егоров жил со своими родителями па станции Сиверская. А началась война, и он попал к танкистам, быстро постиг науку механика-водителя и вскоре его посадили на танк командира 51-го танкового батальона 220-й бригады Алексея Васильевича Ермилова, о котором, как и о его однополчанах, в то время слагали песни.

К сожалению, Ермилов не довел своих танков до Берлина. Он был тяжело контужен при прорыве блокады Ленинграда и ослеп.

Несмотря на свои 16 лет, Миша мастерски водил боевую машину, был смелым и отважным парнем. Вот один из эпизодов, записанный со слов А. В. Ермилова.

…Валил снег, и оставшаяся в стороне Ям-Ижора словно задернулась белой кисеей. В смотровую щель были видны лишь развороченная колея дороги, спины автоматчиков на броне идущего впереди танка да черные стволы сосен. Наконец в просвете между деревьями показалась сбегавшая к поселку поляна. Ермилов, как говорится, нутром почувствовал, что здесь должны быть вражеские зенитки. Так оно и было.

«Больше скорость!» — скомандовал он. Миша Егоров понял замысел командира, рывком вывел танк на открытое место и, маневрируя, помчался навстречу батарее. Справа и слева рвались снаряды, а танк упорно шел на врага. Вдруг машина содрогнулась от удара снаряда, и Ермилов услышал стон Миши Егорова. Однако танк продолжал двигаться. Контуженый механик-водитель не бросил рычагов. В этом бою враг все же поджег танк. Мишу в бессознательном состоянии вынесли из машины и направили в госпиталь.