Танки оживали вновь - [15]

Взялись за работу, чтобы хоть делом загладить свою вину. В цех поступило два новых танка, и мы решили к утру заэкранировать их.

Старший сержант Ставницкий, наш очередной кашевар, принес завтрак и вчерашний ужин в цех. Пришел дядя Вася. Увидев два новых танка с приваренной броней, он нахмурился и взял в руки кувалду. У нас замерло сердце. Но все обошлось благополучно. Дядя Вася улыбнулся, похвалил:

— Хорошо сработали.

Мы приготовились к завтраку, пригласили и дядю Васю. Он наотрез отказался, сославшись на то, что хорошо поел дома. Но мы-то знали, что это не так. Стали упрашивать его. Он присел. Попробовал ножом консервы. Сухари есть не стал, сказав: «Зубы не берут». Сержант Васечкин предложил размочить сухарь в чае, по дядя Вася отказался. Съел он чуть-чуть, можно сказать для виду, и поблагодарил.

— Кто еще не работал сегодня, тот и не должен много есть, — сказал он. — А вы молодцы, раз ночью сделали то, что днем должны делать.

После завтрака вместе начали заправку сварочного аппарата, чтобы приступить к экранировке очередного танка, который пригнали в цех.

К обеду Ставницкий по нашему уговору принес в цех съестные припасы с тем расчетом, чтобы такая же доля была и у дяди Васи. За приглашение он поблагодарил и, отказавшись, пошел в столовую на свой «рабочий обед». Тогда мы решили пойти на хитрость и напроситься вечером к нему на чай. Он был очень рад, прямо расцвел.

— А знаете, — сказал он, — меня бабка тоже просила вас пригласить, обещала что-то приготовить вкусное.

На этот раз с собой мы взяли все наши продукты, которые оставались от суточного рациона. И когда их выложили на кухонном столе, Анастасия Ивановна ахнула и позвала мужа. Дядя Вася разгневался и велел ей все собрать и положить обратно в вещевой мешок.

Мы решительно воспротивились. В общем, сошлись на том, чтобы друг друга не обижать и собирать стол совместными усилиями:

— Ну, разве что совместно, — согласился дядя Вася.

И на стол были поставлены блюда, приготовленные из рабочего и военного пайков. Самым вкусным был пирог с вареньем. Как уж Анастасии Ивановне удалось приготовить, она не объяснила. Мы ели его да похваливали, хозяева в свою очередь превозносили наш солдатский харч. Особенно по душе пришелся им чай вприкуску с сахаром.

Вечер прошел весело, непринужденно. От ночевки мы отказались и в этот раз, но и в цех не пошли. Танков для экранировки больше не было, да и сутки без сна тоже давали о себе знать.

Через неделю курс нашей учебы на заводе кончился. Перед отъездом нас вызвал главный инженер. У него находился представитель Шестакова подполковник С. М. Адливанкин. Он сообщил, что батальону выделено два автогенных аппарата и электроды. А что касается танков и брони, то этот вопрос нужно решить в ремонтном отделе штаба бронетанковых войск. И ехать надо сейчас же.

Я поручил товарищам сборы, а сам с офицером поехал в штаб. Там меня представили инженер-полковнику Д. П. Кареву — начальнику отдела ремонта. Он расспросил, как прошла наука, а затем вручил распоряжение па передачу танков из 106-го танкового батальона и доку менты, по которым следовало получить сварочную аппаратуру и, главное, разрешение на вывоз броневых листов с Ижорского завода.

Вернулись на завод, где мы учились ремеслу, тепло попрощались с рабочими цеха, и уже к исходу дня мы добрались в Агалатово, в свой батальон.

Командир батальона был уже в курсе дела. Он только уточнил, что танки будет получать 2-я рота, а мне утром следующего дня надо выехать за сварочной аппаратурой, а через сутки — в Ижору за броней.

Сварочную аппаратуру получили за несколько минут. Поехали в Ленинград на склад, показали накладные, расписались — и дело с концом. Сложнее было с броней. От Агалатово до Ижоры на автомашине с прицепом ехать приходилось почти целый день. К вечеру приезжали на завод усталые. И рабочие, находясь на заводе круглосуточно, в постоянной опасности быть обстрелянными противником, недоедая и недосыпая, были еще более усталыми. А подъемные краны не работали. Поэтому при погрузке броневых листов приходилось приспосабливать ваги, ломики и надеяться только на свои силы. Погрузка, разумеется, проходила медленно и, главное, очень изматывала.

И так полторы недели, рейс за рейсом, без отдыха и нормального питания… Бывало, на заводе мы не заставали тех рабочих, с которыми работали вчера. Они были ранены или убиты. Многие хотели пойти на фронт, просили взять их с собой. Но в то же время мы видели, что, несмотря на лишения, холод и голод, каждый человек отдавал последние силы делу служения Родине. Рабочие жили на заводе и ночью поочередно несли вахту по его охране. Большинство из них — люди в преклонном возрасте. Молодежь ушла на фронт. Каждый из оставшихся мужественно выполнял свое дело, потому что разумом и сердцем понимал свой долг и защищал, как мы, свое родное, рабоче-крестьянское Отечество. Рабочие-ижорцы так же, как и воины на фронте, стойко переносили тяготы войны, храбро дрались с врагом, обороняя свой город. Их подвиг был примером для всего Ленинграда, который тоже превратился в город-фронт.

Закончив вывоз брони и начав экранировку танков, мы рассчитывали, что с окончанием этой работы начнутся настоящие бои по разгрому противника. Тем более до нас дошли слухи о том, что в ближайшее время войска Ленинградского и Волховского фронтов должны наступать с задачей разорвать кольцо блокады.