Tanger - [20]

— Не помню, сняла, наверное? Даже я не ожидал от нее, конечно… Ну, что, пойдем?

— Пойдем! — сказал я.

Странная неподвижность столбов, бетонных заборов. Прошли мимо брошенной «Волги». Дул какой-то мягкий, словно бы южный ветер.

— Тепло как! — крикнул я, отворачивая от ветра лицо и отплевывая снежинки.

— Тепло, ёптыть! — Герман почти пополам согнулся. Очки залепило снегом, он их снял, протер и нацепил, снова залепило, снял и несколько раз промахивался мимо кармана.

У меня был кураж. И я все оглядывался, чтобы найти какое-то приключение, чтобы развеселить еще кого-нибудь, но вокруг было тугое полотно снега, как на хлопчатобумажном комбинате.

Остановилась маленькая машинка, вся залепленная снегом. Герман договаривался с мужиком и предлагал какие-то бешеные деньги.

— Это дорого, Герман, — дергал я его за рукав.

— Так, молчи, мужик! — сказал он. — Ну что, поедем, командир?!

Мы сели. Было уютно. Хрустели, скрипели и пищали дворники стеклоочистителя.

— Герман, ты что так дверью хлопаешь? У тебя дома холодильника нет? — смеялся я. — Так всегда говорят, да, товарищ? — спросил я у водителя.

— Просто двери тяжелые, — буднично сказал он.

Мы приехали. Герман вышел из машины и канул в снег. Сидели в тишине, под фонарем. Вокруг снежинки и тени от снежинок. Шорох вдоль бортов и на крыше.

— На Тверскую собрались! — сказал я.

— Понял уже.

— Это какой-то капитализм, бля!

Водитель закурил.

— Можно, я тоже? — и я закурил с невероятным наслаждением.

Появился Герман почему-то со своей собакой спаниелем. Он смотрел прямо на нас и не видел. Собака жалась у ног. Водитель моргнул фарами.

— Генка, в машину!

Генка был мокрый, с коротким и теплым язычком.

— Сказал, пойду с Генкой гулять. Всё, поехали, — сказал Герман, сурово блестя очками в темноте.

Проехали мимо старинного круглого здания, слева парк, справа Тимирязевская академия, это место всегда казалось мне мрачным и страшным, каким-то обособленным в Москве. Дорога была пустая. Впереди клубились снежинки, вспыхивали и бросались из стороны в сторону вслед за световыми раструбами.

— А я же из Алматы приехал, совсем недавно! Там вообще света нет, горячей воды, газ подают только на несколько часов в день, прикиньте? — я говорил так, будто Герман с водителем были незнакомые мне люди.

«Неужели мы купим проститутку?!»

— Она была актрисою и даже за кулисами играла роль а… — приятно светила в темноте панель автомагнитолы, и звучал голос певца.

— …а мы его по морде чайником, а мы его по морде чайником, а мы его… Раздумываете, кому что подарить? Начните с Нескафе Классик… улыбайся с нашим радио… официальный курс доллара не изменился и на завтра составляет пять тысяч семьсот тридцать девять по курсу ММВБ… Че-е-ерный дракон не нарушай счастья за-акон, че-е-орный дракон…

— А вы классно водите машину! Уверенно так. А прикиньте, я один раз ловил частника, до общаги доехать, а остановились менты, ну и подвезли меня. Так я пока с ними ехал, всю свою жизнь вспомнил, родных, и раза три с ними со всеми простился, так они гнали! А всего-навсего какие-то «Жигули», прикиньте!

— Так у них же движок форсированный.

— Лучше вот здесь проехать, я здесь всегда сворачиваю.

Генка, услышав голос Германа, упруго зашевелился в ногах.

Я вольготно развалился, раскинул руки по спинке, широко раздвигал колени и двигал бедрами.

…а ты опять се-егодня не пришла, а я так ждал, надеялся и верил, что… колокола и ты войдешь в распахнутые двери… — на блатной манер пел голос радио.

Головой я понимал всю примитивность мелодии и слов, но сердце откликалось на них и стонало от горя и счастливого предчувствия. «Это же я. Я в какой-то машине. Светятся огоньки. Куда-то еду в снежной ночи, и что-то будет с тобой, Степной барон»?

— Как поедем, от Белорусского?

Свернули в темный переулок и вдруг выскочили и уперлись в гигантскую стену света на Тверской. Повернули и наша машинка, извиваясь, проскользила в черной блестящей витрине. Елка на площади. Её не было видно, только огни фонариков и звезда наверху. Реклама MARTINI и DAEWOO дымилась от снежинок. Торцы сталинских домов подсвечены снизу сильными фонарями, и снег в их свете поднимался вверх, в небо. Разноцветные огни и полосы освещали салон, скользили по нашим головам, по моим синим рукам с надувшимися венами. Иногда Генка вспыхивал, сиял глазами и языком у моих ног и также резко исчезал.

«…что ла-ла-ла колокола, и ты войдешь в распахнутые двери… что ла-ла-ла колокола, и ты…»

— Слушайте, не может быть, это же капитализм какой-то?! — мне приятно было играть простака и наивно удивляться.

— Вот здесь остановись, — сказал Герман.

Генка, услышав голос, перелез к нему на колени. Остановились возле киоска. Кучка девушек.

— Стройся! — повеселевшим голосом крикнул Герман, и они вдвоем с Генкой высунулись из окна.

Широкое лицо толстой деловой женщины.

— Ой, девочки, они с собакой! — весело крикнула она в сторону.

— Ой, какая собачка! Как тебя зовут?

— Генка.

— Да не вас, а собачку.

— Генка!

— Может, вот эту девушку возьмете?

Подошла девушка, нагнулась и выставила отрешенное лицо. Она жевала.

— Нет, так не пойдет.

Герман передал мне Генку и вышел. Он о чем-то говорил с толстой, тепло одетой женщиной. Извивалось и хлопало сорванное рекламное полотнище.