Танец змей - [6]

– Простите-простите, – все стонала и стонала она. Кэролайн села на козлы и наконец-то как следует взялась за вожжи. Она направила лошадей обратно на середину дороги, безжалостно нахлестывая их, – сзади все время неслись выстрелы.

Она пригнулась. Только на это ее и хватило – она не осмеливалась даже обернуться. Все ее внимание, все ее органы чувств были сосредоточены на лошадях и на дороге.

В какой-то момент, вероятно с сильным опозданием, Кэролайн поняла, что стрельба прекратилась. Однако сердце ее колотилось как никогда в жизни. Она сбавила скорость, лишь когда изнуренные лошади начали спотыкаться друг о друга, и после этого еще несколько миль гнала их трусцой.

Они проехали сквозь густой Виндзорский лес, где ветви деревьев, словно грозные клешни, нависали над дорогой. Затем лес уступил место широкому белоснежному лугу.

Тут Кэролайн и натянула поводья, выбрав для остановки открытую местность, где приближение врагов не осталось бы незамеченным. Она спрыгнула с козел, чуть не разбив колени, и сделала несколько неверных шагов к обочине дороги. Там она согнулась пополам и извергла мощную струю рвоты.

Она кашляла и давилась еще пару минут – слышно было лишь тяжелое дыхание лошадей – и только после этого почувствовала, что морозный воздух проник под ее тонкую одежду. Она даже не успела накинуть пальто.

И все же она была рада, что жива.

Кэролайн сделала несколько глубоких вдохов, выпрямилась и осмотрелась. Решай проблемы по очереди, сказала она себе, – теперь это было ее кредо в моменты, когда она чувствовала, что не справляется. Им нужно найти убежище – вот чем ей следует озаботиться в первую очередь.

Она подошла к лошадям и погладила их по головам. Та, что покрупнее, великолепная вороная лошадь картезианской породы, била копытами.

– Тише, тише, – сказала Кэролайн, прижавшись лбом к шее животного. – Я тоже устала, но нам нужно двигаться дальше.

Она собралась было влезть на козлы, но тут услышала, как стонет знакомый голос.

– Берта… – пробормотала она и бросилась к двери экипажа. Вся коляска была изрешечена пулями.

Кэролайн распахнула дверь и заскочила внутрь. Она обнаружила, что Берта все еще сидит – очень прямо, – но голова ее слегка поникла. Увидев ее, можно было бы подумать, что она мирно дремлет, не будь ее руки крепко прижаты к животу. Не будь они залиты кровью.

– Берта! – вскричала Кэролайн и заключила старушку в объятия.

Она попыталась отнять руки той от живота и осмотреть рану, но Берта крепко стиснула ладони. Даже в сумраке Кэролайн различала темное пятно, расплывавшееся по юбкам женщины.

– Почему ты не закричала? – всхлипнула Кэролайн, из глаз ее неудержимо катились слезы. Как же давно Берта, должно быть, истекала кровью! Однако старушка нашла в себе силы поднять лицо и улыбнуться, невзирая на боль. – Я бы остановилась!

– Я была обречена с самого начала… – еле слышно прошептала Берта.

Кэролайн рыдала как дитя; ярость, вина и отчаяние душили ее, как невидимые клещи. Как же глупо с ее стороны было успокаивать лошадей, прежде чем проверить, как дела у ее любимой няни.

– Мы найдем доктора, – сказала она. – Мы найдем доктора, а потом…

Берта покачала головой, умоляюще глядя на Кэролайн:

– Я хочу, чтобы вы были рядом со мною, дитя. Не где-то там – когда… когда это случится.

Кэролайн бережно заключила лицо Берты в ладони. Она даже не могла предложить ей воды.

– Мне так жаль! – тонко всхлипнула Кэролайн. – Зря я взяла тебя с…

Она болезненно сглотнула и больше не смогла произнести ни слова.

– Я была там, где во мне нуждались, – пробормотала Берта – голос ее становился все тише. Она печально вздохнула, лицо ее внезапно расслабилось. Должно быть, тело ее начало неметь.

– Я должна многое рассказать вам, дитя мое, – сказала она, опустив голову на плечо Кэролайн, будто снова стала юной девушкой. – Но времени так мало…

1

13 декабря

Эдинбург

Небо переливалось серым и белым, вечерний ветер медленно волок тяжелые тучи на восток.

Странное было зрелище: последние лучи солнечного света, пробив дыру в густых облаках, которой я из своего окна не видел, отражались от зданий через дорогу. Фасады тех – гладкие плиты шотландского гранита – отливали золотом, являя собой яркое пятно между тьмой внизу и серостью вверху.

На крыше георгианского особняка напротив моего дома, чуть ли не с вызовом глядя мне в лицо, восседал довольно крупный ворон.

Черная птица провела там не один день: она сидела там утром, когда я выходил из дома, она сидела там вечером, когда я возвращался, и ночью, когда зажигали фонари, она все так же сидела на месте. Я не мог отделаться от мысли, что проклятое создание следит за каждым моим движением.

– Чаю, господин Фрей?

То был не вопрос, ибо Лейтон, мой весьма чопорный камердинер, уже протягивал мне чашку с блюдцем, которые я рассеянно принял из его рук.

– Что делал дядя, когда хотел прогнать птиц? – спросил я у него и с наслаждением втянул аромат моего любимого «Дарджилинга».

Лейтон сдвинул брови и повел своим тонким орлиным носом, будто вынюхивая воспоминания.

– Стрелял по ним, сэр.

Я ухмыльнулся, представив, как покойный дядя Морис палит из ружья всякий раз, когда какой-нибудь голубь отважится опорожнить клоаку на мраморные барельефы его поместья.