Танец страсти - [52]

— А туфли к нему розовые есть?

— Есть. — Я не сдержала улыбку.

— Тогда лады.

После этого я заставила Эллен поклясться, что она сохранит мою тайну, и обрисовала свой план, а также призналась, что средства мои крайне скудны. Миссис Ри дала пятьдесят гиней, от денег майора Крейги осталось несколько фунтов, последний перевод от Томаса я оставила на банковском счете — на самый крайний случай. В шкатулке лежат кое-какие драгоценности, но я понятия не имею, сколько они стоят, а больше у меня совсем ничего нет. Узнав, какими средствами я располагаю и что мне нужно, Эллен поставила условие:

— Тогда платите больше. Восемь с половиной шиллингов.

В конце концов мы сговорились на семи.

Я предложила снова поселиться в Айлингтоне, однако Эллен решительно воспротивилась.

— Нужных господ туда не зазовете, — объяснила она.

Пока Эллен искала подходящее жилье, я наведалась к знакомому ювелиру на Бонд-стрит. В прошлое свое пребывание в Лондоне я не раз к нему заглядывала, и мы с ним были в хороших отношениях.

Мистер Смолбоун был подвижный, ловкий человечек с тонкими пальцами аристократа. На его сдержанность вполне можно было полагаться: он не задавал лишних вопросов и тем более сам не болтал языком.

— Аа, миссис Джеймс, — приветливо встретил он меня и проводил к себе в мастерскую, где не было лишних глаз и ушей.

Я подала свое обручальное кольцо; ювелир поджал губы и взвесил его на ладони.

Каждый раз, открывая шкатулку, я видела это кольцо, угрюмо притаившееся в уголке и как будто бросающее мне обвинение. Точно ночная жаба, оно поблескивало мрачным черным глазом; большое, тяжелое. Квадратный черный камень был окружен мелкими прозрачными камушками.

— Несомненно, это фамильная драгоценность, — изрек мистер Смолбоун. — Вы уверены, что желаете ее продать?

— Совершенно уверена.

Я не любила это кольцо: оно напоминало только о дурном. Томасу его оставила умирающая бабка — на смертном одре она сняла его с пальца и отдала со словами: «Для твоей будущей жены». А Томас мне его подарил спустя несколько месяцев после свадьбы; видно, вообще случайно вспомнил. Даже не спросил, нравится ли мне кольцо, по руке ли. Я и надевала-то его раз или два, единственно, чтобы угодить Томасу, а потом бросила в шкатулку, и там оно хранилось до сего дня.

Ювелир тщательно рассмотрел кольцо в лупу.

— Интересно! Центральный камень — темный турмалин, а вокруг — алмазы.

— Это хорошо? — спросила я с надеждой.

— Удовлетворительно.

Мы оба остались довольны сделкой. Эллен загодя назвала цену, которую стоило запросить, и мистер Смолбоун примерно так и заплатил. По словам моей ушлой горничной, вырученная сумма позволит мне продержаться в Лондоне не меньше месяца.

На следующий же день мы поселились в скромной квартире на тихой улице неподалеку от квартала Ковент-Гарден.

— Ну, как вам оно? — осведомилась Эллен, имея в виду жилье. — Конечно, не бог весть какая роскошь, но лиха беда начало.

— А оно мне по деньгам?

— Ну, уж придется поджаться и оплатить.

Эллен, казалось, знала цену всему на свете. Разговаривая с ней, я обогащалась массой сведений. На улицах она то и дело указывала на какую-нибудь даму и с удовольствием сообщала, сколько стоит ее наряд.

— Вон то платье тянет фунтов на двенадцать.

— А то?

Из кареты выходила роскошно одетая леди.

— Дорогой бархат с горностаевой оторочкой. Я бы сказала: фунтов двадцать, не меньше. А если его продать, выручишь не больше десяти. Конечно, если не знаешь, где продавать.

За дамой в горностае шла молоденькая служанка, несла две большие шляпные коробки.

— А вот на ней, — продолжала Эллен, — дешевое, но добротное бумажное платье. Оно ей встало шиллингов в двенадцать. Почти трехнедельное жалованье.

Как-то раз мое внимание привлекла девица легкого поведения в удивительно знакомом платье из тафты. Обычно подобные красотки ходили по улицам в шерстяных платьях с криво пришитым кринолином; если и с покрытой головой, то в шляпке с дерзко поднятыми полями и развевающимся пером. Эта же выглядела почти как настоящая леди — разве что шла, виляя бедрами и бросая на мужчин призывные взгляды.

Перед тем как уехать в Шотландию, я отдала Эллен такое же розовое платье в качестве жалованья. Девица приблизилась, и я хорошенько рассмотрела ее наряд.

— Точно: это мое платье.

— Похоже, — согласилась Эллен.

— Оно самое, — настаивала я.

— Почем вы знаете?

— Взгляните на мелкие оборки внизу подола. Уж мне ли их не узнать!

Эллен промолчала.

— Почему вы не оставили его себе? — поинтересовалась я, слегка обиженная тем, что мое платье ушло по такому адресу.

— А что мне в нем проку? Служанка господское платье не наденет. К тому же за него отвалят кучу денег.

— Сколько? — не удержалась я.

— Ну… не спрашивайте, а?

— Да мне просто любопытно.

— Скажем так. Надев ваше платье, девчонка может слупить с джентльмена пять фунтов. А в своем собственном больше пяти шиллингов не получит.

— Немало вы обо всем этом знаете, — заметила я.

— Так ведь у всякой женщины есть своя цена, — ответила умудренная жизнью Эллен.

Конечно, у меня был покровитель — женщине в моих обстоятельствах без него не обойтись. Граф Мальмсбери был хорошо известен тем, что покровительствовал искусствам, к тому же имел обширные связи. Я полагала, что его помощь не принесет ровно никакого вреда. Когда я ему доверилась, граф был чрезвычайно рад оказать поддержку. Ко всему прочему, он был счастлив в браке, что в моих глазах добавляло ему обаяния. Он умел держать рот на замке, ничего не требовал в обмен на помощь и много времени проводил за пределами Лондона. Вопреки здравому смыслу я упорно держалась мысли, что граф станет меня кормить и опекать просто так.