Танец с мертвецом - [71]

— Ты — папаша, — воскликнул он.

— ЧТО?

— Расслабься. Ну, вроде. Ты — папаша двадцати двух...

— Двадцати двух?.. Ох!

— Неонов.

— Что такое неоны?

— Рыбки, дурень. Твои рыбки. Ты что, не помнишь?

— Конечно нет. Мы уже говорили об этом. Но я вспоминаю, что в квартире у меня был аквариум. С рыбками. О Господи!

— Ты уже давно пытался вывести неонов. А они все не вылупливались, или что они там делают. Я отсадил родителей в общий аквариум, а новорожденных подкармливаю сушеными инфузориями и яичным желтком. А там уж ты сам будешь о них заботиться.

— Очень благородно с твоей стороны. О Господи! Рыбы...

— И еще. Я попросил доктора Бормана посмотреть тебя.

После того как он ушел, я лежал почти в беспамятстве, похолодев от ужаса, пульс слабый, нитевидный. Когда в палату вошла сестра, я все еще бормотал:

— Рыбы... рыбы.

Но все это было уже довольно давно. Вдруг вошла новая сестра и, улыбаясь, спросила меня, не хочу ли я чего-нибудь поесть. Внезапно я ощутил голод. Скоро мне принесли поесть. Но сил у меня оказалось меньше, чем казалось, и сначала я ел так, что порой и в рот вилкой не попадал. Но уж через несколько дней я мог обгладывать бараньи кости и перегрызать старые веревки. И для меня пришло время выписываться.

В тот день, спускаясь вниз по больничным ступеням, я остановился и оглядел маленький мирок, с которым расставался. Никогда небо не казалось мне таким голубым и бездонным, а воздух — чистым и приятным.

Мы шли, взявшись за руки, и я ненадолго позволил своим мыслям уйти в прошлое, вспомнить прошедший месяц.

В общем и целом, это был хороший месяц. Мои неоны быстро росли и становились очень красивыми. Рэйвен Мак-Кенна и Орландо Десмонд в ожидании суда находились под стражей. Все, кому положено было, сидели в тюрьме, а история эта уже не расписывалась на первых полосах газет. Но это потрясающее фото «десятки» было напечатано на вкладке «В-а-а-у!». Возможно, вы и не нашли бы этого номера сейчас в журнальных киосках, а ведь был...

Я пару раз виделся с Блэкки, и это, разумеется, было очень весело. Относительно того вечера, когда праздновалась годовщина журнала, она сказала: «Шелл, ты был таким отважным!» На что я ответил: «А ты была прямо Маленькая Отважная Охотница!» — и на этом вопрос был исчерпан. Потом были беседы с некоторыми другими девушками «В-а-а-у!» — так сказать, сводились концы с концами. И это тоже было весело.

Вообще, жизнь была сплошным удовольствием.

Но не большим, чем я получал его сейчас.

Потому что в благоухающих сумерках по Международному торговому центру в Вайкики шли «мы» — Лоана Калеоха и я.

На этот раз подлинная Лоана. Потрясающая полинезийка Лоана с вулканическими глазами и грудью, с дьявольски алыми губами, убийственная смесь вина и меда. Лоана с бархатными глазами и золотистым голосом.

Мы проходили мимо экзотических магазинчиков, она крепко сжимала мою руку, а ее бедро, мягкое и округлое, касалось моего бедра. Я сегодня прилетел на Гавайи и нашел Лоану у нее дома. Мы уже больше часа были вместе, и я успел рассказать ей многое о том, что произошло с тех пор, как мы виделись в последний раз.

А сейчас она сказала:

— Понимаю. Но почему Рэйвен назвала тебя Уэбли Олденом?

— Она так сказала после того, как я объявил, что у меня амнезия, помнишь? Еще я сказал ей, что я либо Шелл Скотт, либо Уэбли Олден. Она уже представилась мне как Лоана и предполагалось, что она знает, кто я такой. А не сказала она мне, что я — Шелл Скотт, потому, что я таковым и являлся.

Ее черные брови слегка нахмурились.

— Послушай, — сказал я. — Я тогда совсем спятил. И Рэйвен не нужно было, чтобы я пришел в себя. Например, если бы я попал в руки полиции и сказал: «Я — Шелдон Скотт и у меня не все в порядке с головой», они очень скоро узнали бы, что я говорю правду, а может быть, позаботились и о каком-нибудь докторе для меня. С другой стороны, если я попадаю в лапы закона и утверждаю только то, что ничего не помню, кроме того, что я — Уэбли Олден, на меня скорее всего напялили бы смирительную рубашку и навеки затолкали в сумасшедший дом. Это меня утихомирило бы, а, с точки зрения Рэйвен, все, что могло меня утихомирить, годилось. Все, что могло помешать мне узнать правду или открыть ее заново, правду о ней и ее приятелях, — годилось.

Лоана улыбнулась:

— Ну что ж, это сработало.

— Да, но сработало так, что подтвердило все остальное. Как только я вычислил, что заговор организовали Рэйвен и Орландо, мне осталось только восстановить весь ход событий — в том числе и понять поведение Рэйвен в «Пеле» — и сложить два и два. Бандиты, которые напали на меня возле клуба «Паризьенн» и утащили фото с негатива Уэбба, еще двое мордоворотов, пытавшихся заполучить посланные по почте кинопленки, а Рэйвен знала, что они были отправлены, ну и так далее, по порядку. И в каждом эпизоде причастными оказались либо Рэйвен, либо Орландо, либо они — но не Лоана. И больше ничем не объяснить ход событий.

— А что стало с этим фотопортретом... Рэйвен? — спросила Лоана.

— О, он все еще у меня. Своего рода сувенир, — улыбнулся я. — Я, возможно, повешу его в спальне. Ее глаза вспыхнули.

— Лучше тебе этого не делать! Я засмеялся и сказал: