Танец над вечностью - [7]

— Подозрительная смерть придворного поверенного Шратта чрезвычайно обеспокоила Орден. Нами было проведено собственное расследование, и получен некий документ, позволяющий предположить, что именно госпожа Хризштайн причастна к нападению на посольство северян, что в частности подтверждается так и не найденной реликвией святой Милагрос. Подлинность документа не вызывает сомнения, однако его законность может быть оспорена, если признать Антона Хризштайн и его сестру еретиками и объявить в розыск. Орден Пяти смиренно предлагает свою помощь в этом, — отец Павел наконец повернулся к ложе великого князя и почтительно поклонился. — Или ваше сиятельство желает обнародования документа, чтобы пресечь территориальные притязания Мелкундской унии на земли княжны Юлии в связи с недействительностью ее брака?

У меня вдруг возникло дурацкое чувство, что проклятая колдунья сидит где-то в зале и тихонечко веселится, глядя на поставленный ею спектакль. Я ничего не понимал. Зато, похоже, что великий князь Севастьян все понял. Он холодно произнес:

— Нет. Мы признаем власть Единого и следуем воле Пяти, — потом развернулся и скрылся в темноте ложи.

Меня освободили тут же, в зале суда, после скоропалительного оправдательного решения. На князя Тимофея было страшно смотреть, но я должен был с ним объясниться.

— Не надо, Кысей, — остановил меня Эмиль, удержав за локоть. — Поехали с нами. Тебе надо привести себя в порядок.

— Я должен убедить его в том, что…

— Ты ни в чем его сейчас не убедишь. Да и поздно уже…

Действительно, князь Тимофей решительно направился к главе Ордена, который вполголоса что-то обсуждал с отцом Георгом. Наставник горячился, даже стукнул палкой по полу, что никак не отразилось на бесстрастном лице его собеседника.

— Поехали, Кысей, — друг уже увлекал меня прочь, не давая времени придти в себя.

— Вели ехать туда, или я выйду и пойду пешком!

— Господи, Кысей, что за упрямство! Ладно, ладно, — поторопился согласиться Эмиль, видя, что я взялся за дверцу экипажа. — Поедем на кладбище. Только тебя все равно не пустят в княжескую усыпальницу.

Софи судорожно хлебнула воздух, ее лицо приобрело нездоровый оттенок.

— Дорогая, тебе нехорошо? — участливо спросил ее муж.

— Нет, нет, все нормально, — выдохнула она. — Я потерплю.

— Прости меня, Софи, — сказал я. — Но мне надо к Юле. Я виноват перед ней. И перед тобой виноват, подверг твою жизнь опасности, сведя с этой…

— Кысей, — девушка взяла меня за руку, — ты ни в чем не виноват. И я хочу, чтобы ты знал… — она переглянулась с мужем. — Мы вернулись в столицу, но никому из родни еще не говорили. Ты первый. Мы ждем ребенка.

— Что? — я потрясенно уставился на Софи. — Я рад за вас, но…

— Но я очень боюсь. Скажи мне… Она колдунья? Лидия — колдунья? Она могла заколдовать дитя?.. Ведь ты тогда говорил про ребенка и мой дар… Но ведь это были ее слова, верно? Она хотела, чтобы я забеременела?

Я похолодел, глядя в полные слез и страха глаза девушки, но постарался не выдать сомнений.

— Не бери дурного в голову. Ребенок и есть дар Единого двум любящим сердцам, а Лидия здесь ни при чем…

— Просто ответь! Она колдунья или нет?

Сила колдуна крепнет с каждым сердцем, в котором поселяется страх перед ним. Я вдруг сообразил, почему глава Ордена Пяти избегал упоминать настоящее имя Хриз. Паника и ужас перед Шестой дадут ей еще больше власти. Пусть ее ищут как Лидию Хризштайн или как Серого Ангела. И я малодушно солгал Софи, чтобы защитить ее покой, ибо правда ничего не изменит, а только навредит:

— Нет. Лидия — убийца, воровка и безумная еретичка, но не колдунья.

Наградой мне были счастливая улыбка Софи и вздох облегчения Эмиля, с которым он привлек жену к себе, обнимая и защищая еще нерожденного ребенка. Но я все-таки не удержался и уточнил:

— А когда ожидать рождения вашего первенца? Хочу знать, сколько у меня времени, чтобы помочь вам придумать ему имя…

— Вот еще! — с нервным смешком стукнула меня по колену Софи. — Шустрый какой! Еще семь месяцев впереди, сами справимся. И не говори пока никому, хорошо?

Я облегченно кивнул. Значит, она зачала два месяца назад, когда Шестая была в столице и не могла осквернить своим безумием невинный плод. Или могла?..

Юлю похоронили в княжеской усыпальнице на Вороньем кладбище. После тьмы и сырости камеры было странно вдыхать теплый весенний воздух, наполненный жизнью, и осознавать, что Юли больше нет, а мир живет себе дальше, как будто ничего и не произошло. Я попросил Эмиля подождать у экипажа вместе с женой и двинулся к усыпальнице. Но, увидев до боли знакомый силуэт, темнеющий на фоне неба, я споткнулся и замер. Мраморная Юли казалась живой. Девушка застыла на обрыве, устремив печальный взгляд в голубую даль моря. Тяжелый ком застрял в горле. У ног статуи сидел, закрыв лицо руками, князь Тимофей, его плечи сотрясались от неслышных рыданий. Я хотел отступить и уйти, но неловко оступился на гравии, и безутешный отец поднял голову.

— Простите, — выдохнул я. — Простите, я уйду, не буду мешать…

— Это ты… — сдавленная пауза, — из-за тебя Юля… Она не хотела замуж, словно чувствовала, а я… Лучше бы я отпустил ее в море…