Танец на осколках души - [129]

В этот момент, я встретилась глазами со своим отцом. Сколько же в его глазах было отчаяния и безнадёжности! Столько, что я выдержала этот взгляд всего несколько секунд и отвернулась. Мне было невыносимо осознавать, что в этой ситуации мы с ним, оба, абсолютно беспомощны. Мы оба были, полностью, во власти Люцифера.

«Чёртова беспомощность! Как же я ненавижу это чувство!» — подумала я прямо перед тем, как Люцифер овладел мной.

Никакой прелюдии, предварительных ласк не было и в помине (кроме того самого первого поцелуя). Мною просто сразу овладели. Причём, довольно грубо. Но, затем… Во время секса, повелитель демонов повёл себя совершенно по другому. Я никогда не получала от него столько ласки и даже нежности, как в тот раз. Он изучал моё тело сантиметр за сантиметром. Он целовал меня, ласкал!.. В его прикосновениях присутствовала нежность и, вместе с тем, настойчивость. Ласки смешивались с его сильными властными движениями. Страстные и, одновременно, требовательные поцелуи заставляли отвечать этому мужчине, почти, против воли. И первый стон удовольствия вырвался у меня, довольно, быстро.

— Давай, моя хорошая, — тем временем, шептал мне Люцифер, между поцелуями. — Кричи! Покажи своему отцу, насколько тебе хорошо со мной!

Только после этих слов, я вспомнила о невольном зрителе этой сцены. Я чуть не задохнулась от ужаса. От осознания того, как я сейчас показала себя перед отцом. Мне хотелось крикнуть ему в этот момент: «Пожалуйста, не смотри на меня! Не смотри! Я отвратительна!». Но, вместо этого, я застонала, когда Люцифер, неожиданно, ласково погладил моё перьевое крыло.

— А Асмодей был прав, — произнёс он. — Твои крылья, действительно, очень чувствительны.

— Зачем, повелитель?! Ответьте мне! Это слишком жестоко даже для вас! — я, всё ещё, пыталась найти логику в действиях повелителя Преисподней, несмотря на то, в каком положении я сейчас находилась.

— А откуда ты знаешь, Милена, что для меня жестоко, а что — нет? — поинтересовался Люцифер, шепча все эти слова непередаваемо-ласковым голосом, а, затем, делая резкий толчок. — К тому же, я не думаю, что сейчас удачное время задавать вопросы. Разве, нет?

А через какое-то время, когда Люцифер поставил меня на четвереньки, изменив позу, отец не выдержал. Он вскочил на ноги, в его руке возник длинный тонкий кинжал. Его глаза полыхали от ярости и боли. Он сделал шаг в сторону Люцифера.

— Стой на месте, глупец, — сказал правитель Ада, даже не посмотрев в его сторону. — Ты, своим вмешательством, сделаешь только хуже.

Голос Люцифера, при обращении к отцу, был, по обыкновению, холодным — полная противоположность тому, каким он (повелитель) шептал мне на ухо. А Саварис Кавэлли продолжал стоять с оружием в руках и гневно смотреть на моего ненавистного любовника и повелителя. Тогда, Люцифер продолжил:

— Даже если ты вмешаешься, Саварис, ты против меня, всё равно, что воробей против ворона. Твои атаки против меня бесполезны и ты прекрасно должен это понимать. А теперь, посмотри на неё, — Люцифер, вновь, вошёл в меня, действуя, при этом, очень аккуратно и ласково, несмотря на силу, с которой он двигался во мне. — Пока, я с ней очень нежен, Саварис, — ещё одно сильное движение, лёгкий поцелуй в чешуйку чёрного драконьего крыла и я застонала, несмотря на всю мерзость ситуации. — Пока, она получает удовольствие, находясь подо мной. Но, если ты вмешаешься… За твоё вмешательство заплатит твоя дочь, а не ты. Её крики удовольствия превратятся в крики боли. А ты, всё равно, будешь вынужден смотреть на это. Так что, решай, Саварис, будешь ты исполнять мои приказы или нет. Если нет — будешь смотреть, как я истязаю твою дочь самым жестоким и извращённым способом, который только можно придумать. Ну?

Взгляд Савариса хотел сказать Люциферу многое, но, вот, кинжал из его рук исчез и он тяжело, словно ломаясь, как старая кукла, опустился на колени. Он опустил глаза и произнёс каким-то глухим надтреснутым голосом:

— Я хочу попросить вас только об одном, повелитель. Пожалуйста, оставьте на сегодня Милену в покое.

— Нет, — ответил, нисколько не задумываясь, Люцифер. — Я не отпущу её до тех пор, пока не буду полностью удовлетворён. И я, вроде как, приказывал тебе смотреть, а не опускать глаза.

Последующие минут двадцать… или тридцать? Или, вообще, только десять минут? Я не берусь утверждать, сколько же, на самом деле, времени всё это длилось. Но, это самое время я бы хотела вычеркнуть из своей жизни навсегда. Я бы согласилась ещё раз пережить тот самый последний демонический бал, чем помнить глаза отца, смотрящие на меня, когда я, в очередной раз, отвечала на поцелуи Люцифера или когда я издавала стон наслаждения — пошлого, почти вынужденного, но, тем не менее, наслаждения.

«Лучше бы ты меня пытал, Люцифер! — с ненавистью думала я тогда, совершенно наплевав на то, что он слышит мои мысли. — Лучше бы ты с меня кожу живьём содрал, чем это!».

Тогда я, наверное, возненавидела Люцифера даже больше, чем Аббадона. Я прекрасно понимала, что он так нежен и ласков только для того, чтобы показать моему отцу, как мне хорошо с ним. Я понимала, что этим он хочет помучить отца. Я не понимала только одного — почему?