Танец на лезвии бритвы - [2]

— Не согласен — всё произрастает сугубо для блага человеческого.

Викторов саркастически улыбнулся.

— Благими намерениями сам знаешь, куда дорога вымощена.

— К божьему промыслу это не относится, — буркнул Бакс — Всё — от сознания.

— Оно ещё не есть человек.

— А что в таком случае человек?

Писатель повертел перед лицом оппонента стаканом.

— Не понял?

— Человек есть всего лишь мера всех вещей. Вот как этот стакан. Сей миг он себя почитает весьма важным, — сделал долгий глоток.

— А теперь он пуст. В его тонких стенках отражаешься ты, я, вот он, — палец указал на меня (я как раз думал — почему Бакс, а не рубль?), — Пустота всегда желает быть заполненной. Но разве можно наполнить сосуд без дна?

— Как может пустота желать? Она же себя не осознаёт… — ляпнул я.

— Верно. Вот вы ответьте на такой вопрос.

— Постараюсь, если он не будет слишком заумный.

— Не будет. Если жестянку с водой нагреть, плотно закрыть и охладить, то, что с ней произойдёт?

— Хм. Кажется, сплющится.

— Верно. Достигая состояния безмолвия, сознание сжимается в точку, — пальцы стиснули стакан. — Абсолют.

— Неплохой напиток! — пробормотал я.

Бакс заржал.

— Неплохой, — писатель качнулся, — Давай за знакомство. Виктор.

"Опять нажрусь…, - подумал я. — Надо же было Телегина встретить…

— Гарик.

Минута смеха заменяет сигарету, а косяк заменяет пять минут смеха — всплыло в мозгу. Гарик Рублёв по прозвищу Бакс, пушер,[4] герой рубрики «Криминфо»; доказывал Генке, что марку[5] ему сами менты подбросили.

— Саша, — сказал я.

Мы сняли с очередного подноса по напитку и врастяжку выпили. Иностранка мягко скатилась по пищеводу и приятным теплом отозвалась в желудке.

— Хорошо, — выдохнул Гарик и закинул в неожиданно большой рот пару бутербродов.

— Хорошо — это когда завтра будет плохо! — писатель не спеша, откусил кусочек.

— От такого не будет! — заверил его Бакс.

Градусы ударили мне в голову.

— Господа! Хотите анекдот?

— Господа на шестисотых катаются, а здесь товарищи! — рявкнул Гарик — Валяй!

— Двое геев попались дикарям.

Сидят они в сарае и слышат, как вождь разговаривает с поваром.

— Что сегодня на обед?

— На первое как обычно — враги.

— А на второе? — спрашивает вождь.

— Голубцы.

— Очень смешно! — проходящий мимо субъект в золотистой атласной паре кокетливо поморщился. — Весьма остроумно, молодой человек.

Я пожал плечами. Гарик и Телегин тихо умирали со смеху.

Субъект в костюме окинул меня оценивающим взглядом и промурлыкал.

— Вашему мужественному лицу очень подошла бы кожа. Такой красивый молодой человек…

— Наши влагалища — жопы товарищей? — Бакс дыхнул на субъекта. — Гей, славянин!

Тот испарился.

— Я вот что думаю… — алкоголь кружил пары, — Что человек подобен мыльному пузырю.

— Своеобразная трактовка! — заметил Телегин.

— Вот вы сравнили его со стаканом, а что есть стакан, а что есть мыльный пузырь?

— И что же есть мыльный пузырь? Объясните нам, неразумным.

Бакс понюхал бутерброд и втянул ноздрями воздух. Бусинка икры увлеклась потоком в тёмную пещеру, поросшую волосом. Бакс чихнул.

— Пузырь есть тонкая плёнка вещества, известного как мыло. Мыло же есть продукт реакции…

— Давайте не будем зарываться в технологии.

Телегин чиркнул себе по горлу.

— Хорошо. Так что мы имеем? Мы имеем выдох, который наполняет пузырь. От силы выдоха зависит величина, а от качества раствора — долговечность.

— Ещё и от качества первого. Я где-то читал про пузырь, наполненный водородом. Так он уже несколько лет живёт, правда под колпаком… Апчхи!

— Будь здоров!

— Всегда готов!

— И тем самым имеем — М.П., как субъект, существует благодаря воздуху, который распирает и оболочку, его сдерживающую. Плёнка отражает мир и реагирует на изменения в нём. Когда оболочка лопается, воздух выдоха освобождается.

— Тогда должен быть тот, кто наполняет!

— Конечно. Бог.

— Пока дышу — надеюсь, — процитировал Бакс.

— За это стоит выпить! — провозгласил Телегин.

Мы выпили.

— "Если ты совсем продрог, то поможет крепкий грог!"

— Твоё?

— Приходится крутиться… — вздохнул я.

— Времена такие — блудославия блудословием. — мрачно изрёк писатель, — Сам то кто, журналюга, небось?

— Увы, каюсь — он самый. Впрочем, сейчас свобода печати.

— Свобода выбора — свобода воли. Остальное туфта.

— Давайте ещё дёрнем! — Бакс вытянул из внутреннего кармана пиджака серебряную фляжку. — Вот говорят — скоро конец света наступит…

— Чушь собачья! Дух всегда борется с душонкой. Так что господа конца света не будет, нет смысла друг друга мордовать…

— Как ты там, Бояша, писал — Каждый субъект считает, что его субъективность объективнее субъективности другого?

Я тоже внёс посильную лепту.

— Учёных тьма, а где же свет?

— В смысле "единственно верный путь" — путь пронзающего копья, летящей стрелы или рассекающего меча?

Я кивнул.

— Знание… — знание могильного червя! Мир — живой и, значит, все эти пути дают знание лишь о трупе.

— Прозит! Водка выдыхается!

— Если смерть полезна духу, она так же оправданна, — как жизнь, будем.

Я посмотрел в рюмку. И увидел всё снова. Так ярко, словно это произошло вчера…

…сорвался и не заметил как. Только очухался лёжа на прогретой майским солнцем жести. Попробовал шевельнуться и сразу сполз чуточку вниз. Тогда я стал смотреть в небо — кристально-голубое, с редкими завитками облаков. За краем крыши меня ожидала булыжная мостовая. И ни одного шанса остаться в живых после встречи с нею. И от осознания этого факта стало так пронзительно, так пусто в душе. Нет, я не жалел о короткой пролетевшей жизни, не боялся последнего касания. Я видел снующих, как муравьи, людей, проползающие поезда, слышал трепет юной листвы, и ничто меня не взволновало. Я снова взглянул на небо и подумал — Какое чистое… Сегодня хорошая погода. И тут боковым зрением заметил нечто, что повергло меня в трепет. Я медленно повернул голову. На принятие решения ушла треть секунды — я упёрся пятками, зацепился левым рукавом за край тонкой полоски и перевернулся на живот. Схватиться за конёк и взобраться на него — последние штрихи. Потом я долго сидел, прислонившись спиной к печной трубе и слушал симфонию города…