Танец и Слово. История любви Айседоры Дункан и Сергея Есенина - [67]

Нет-нет! Замотала головой. Не будет она на него обижаться. Никогда. Разве может она обижаться на этого ребёнка, когда он вот так смотрит на неё – сияя и дразня голубизной преданных глаз? Сейчас он так страшно, разительно похож на её погибшего сына! Похож до колющей боли в сердце. Обхватывала светлую голову руками, шептала:

– Лублу тибья… Езенин нье хуликан…. Езенин ангьел…

Каждый раз, когда он приходил к ней, ей казалось – это последняя встреча. Целовала, целовала его бесконечно, каждую минуту, прямо за столом, на глазах всей компании его друзей. Он дико раздражался, отталкивал её, орал: «Ну всё!!! Больше не могу!» Вся братия, пирующая у Исиды, бешено ржала ему в ответ.

Исида была внимательна и проникновенна. Боги через танец дали ей ещё один дар: чувствовать людей. Разговаривая с ними или просто наблюдая их жесты, она будто перевоплощалась в них, понимала самые тончайшие движения души их. Именно поэтому она никогда не сердилась на Сергея. И именно этим – глубочайшим пониманием – однажды покорила его сердце. А ещё она выучила его полное имя: Сергей Александрович – и так и звала его. Ему страшно нравилось. Он ей сам объяснил, какое это таинство – имя. Вот ведь у нас, у русских, не как у других народов: мы не только называем, но и величаем. Причём и самого человека, и отца его. Разве это не вершина культуры простого народа?

Рассматривала его друзей. Всех видела, всех. Однажды кольнуло: врёт он, что никого не любит. Вот этого странного, красивого какой-то неприятной красотой парня – вот его он любит. Толика. Иногда, читая людей, она будто бы ощущала музыку, исходящую от них. Никому об этом не рассказывала. Она не сочиняла её, нет, просто память услужливо воскрешала тот или иной фрагмент, когда-либо слышанный ею. Именно так она впервые «услышала» Сергея «Аве Марией». Толик звучал резкой какофонией трубы фокстрота, расстроенного пианино и траурной еврейской скрипки. Ревность? Да. Но ещё Исида чувствовала какую-то неясную опасность, исходящую от этого самоуверенного человека, одетого с претензией на изысканность.

Опасность для любимого. Рассматривая, думала: несмотря на потуги, французским «от кутюр» здесь не пахнет. Остальные друзья были просто любопытствующими, просто голодными художниками.

Оставаясь наедине, Исида любила возбуждать Сергея танцем. Иногда она изображала проститутку, пристающую к клиенту. Делала это столь комично, что Сергей умирал от смеха, расплёскивал водку, что держал в руке. Или брала любимую шаль, оживавшую в её танце грубым хулиганом, прижимающим её к себе. Покорная, она всегда уступала «его» чудовищной похоти, так что танец заканчивала, распростёртая на полу. Сергей опускался рядом, шаль летела в сторону. Исида была великой артисткой, она тонко чувствовала грань между эротичным и похабным. Достаточно она в своё время насмотрелась на Мод Алан! Глупцы считали её последовательницей Исиды… Так вот, зная эту тонкую грань, она умела так изобразить Мод, что каждый, кто видел пародию на неё в роли Саломеи, уже никогда не находил ничего сексуального в Мод! Люди смеялись до колик в животе, слишком уж Исида была «похожа». Призывные, манящие жесты, полуприкрытые глаза и прочие атрибуты женщины-вамп, доведённые до максимума, давали совершенно убийственный эффект. Исида знала, что истинная сексуальность – огонь, свет, что брызжет помимо воли самого человека…

После развлечения Исида долго ласкала его, говорила все самые нежные слова, которые могла придумать на русском.

Он уставал от неё безмерно. Как-то выкрикнул, отцепив обвившие его руки: «Ну что ты липнешь ко мне! Как патока!»

Хуже всего, что она лезла к нему даже тогда, когда он садился править стихи. Придумал её перехитрить: вовсе не ложился спать. Она часто с удивлением заставала его по утрам, а именно – в двенадцать дня – за огромным письменным столом, углублённо и вдумчиво что-то шепчущего губами, всего – в окружении листочков, исписанных карандашом. Он сидел такой тёплый, домашний, соблазнительный в распахнутом халате. Подходила сзади, гладила ладошками его грудь, целовала затылок. Он отбрыкивался, умолял: «Подожди, Исида, подожди… Исида! Чай!» Найдя себе занятие для любимого, она испарялась на пять минут…

Как она ждала этого выступления! Билеты бесплатно! Исида думала, что зал будет битком забит солдатами и простыми людьми. Вместо этого Большой театр был переполнен партийной элитой. Гроздьями висели на балконах, стояли в проходах. В ложе сидел гений нового мира, в который она так стремилась, – Ульянов-Ленин. Четвертая годовщина Октября – чем не повод увидеть всемирно известную «босоножку»? Исида страшно огорчилась. Там, дома, то есть в Европе, её тоже видела только элита. Если б она знала, что тот самый простой рабочий люд сдерживали у входа кордоны милиции… Этого она не знала. Что ж, она будет танцевать!

«Славянский марш» Чайковского – настоящий царский марш с повторяющимся гимном – вызвал вздох едва ли не ужаса по рядам. Когда вышла Исида – немолодая, отяжелевшая, с волосами цвета ивовой меди, в красной короткой рубашке, обнажавшей отнюдь не тонкие ноги, – ещё и вздох разочарования…