Танец Чёрных мантий - [13]

Я оставил его изнурённым разговором, понимая, что должен найти ответы на несколько вопросов. Наиважнейший из них звучал: почему Фрагенштайн не приказал прикончить убийцу своей сестры? Почему так упорно старался сохранить ему жизнь?

***

Я не намеревался рассказывать старому Клингбайлу о том, что услышал. Когда придёт время, узнает всё. Итак, я сообщил только то, что Фрагенштайн будет официально обвинён Святой Службой.

— Мне нужны люди, — сказал я. — Могу послать за моими собратьями в Равенсбург, но предпочитаю уладить дело по-быстрому.

— Но ведь вы инквизитор, — сказал он.

— О да, — я кивнул головой. — Но если соизволите меня просветить, как ворваться в дом Гриффо и одолеть его стражу, то я воспользуюсь вашим мудрым советом. Мне нужны несколько мужчин с молотами и ломами. Я видел дверь в резиденцию Фрагенштайнов и не хотел бы провести под нею ночь, умоляя, чтобы мне открыли. А Гриффо готов на всё. Не задумываясь, воспользуется возможностью бегства, думаю даже, не задумается меня убить, если только предоставлю ему такой шанс. А я ради ваших двух тысяч крон могу жить, но не намерен ради них умирать. Клингбайл покачал головой.

— Вижу, вы подняли цену, — сказал он. — Но я честный человек и люблю своего сына. Значит, дам вам столько, сколько потребуете. Хотя… — он понизил голос, — я мог бы уже ничего не давать, не так ли?

Я призадумался над его словами. В данный момент на мне лежал инквизиторский долг раскрытия дела. Я не мог выехать из города без допроса брата Паулины и доведения всего до конца.

— Могли бы, — согласился я.

— Вы получите свои деньги, — пообещал он. — А эти лишние пятьсот крон — моя плата за голову Гриффа.

— Вы её не получите.

— Я — нет. Мне будет достаточно самой мысли, что вы занимаетесь им с присущим Святой Службе усердием. — Он улыбнулся мечтательно. — Ба, я дам вам нечто более ценное, чем деньги, господин Маддердин. Я дам вам рекомендательные письма к моим деловым партнёрам, дабы с этого момента они знали, что вы являетесь другом друга.

— Это очень щедрое предложение, — сказал я. Должен признать, что с вами было приятно работать, господин Клингбайл.

— Помните, однако, об одном, господин Маддердин. Не меняйте правила в ходе игры. Вы еще молодой человек, и я прощу вам азарт при торгах. Но поверьте мне, величайшее сокровище, которым можно обладать на свете, это доверие. Если разойдётся слух, что вы им злоупотребляете, утратите всё.

Я обдумал его слова.

— Надеюсь, вы будете довольны результатом, — сказал я. — В конце концов, полторы тысячи крон на дороге не валяются.

— Пятьсот добавлю вам как премию, — закончил он. — От чистого сердца.

В течение двух часов купец привёл ко мне шестерых здоровяков, как я и хотел, вооруженных молотами, топорами и ломами. Согласно закону и обычаю, я привёл их к присяге как временнообязанных Святой Службы. Я был уверен, что им будет, о чём рассказывать до глубокой старости. Однако я решил, что будет неплохо, если в их рассказы вплетётся нотка драматизма.

— С этого момента вы, как временнообязанные Святой Службы, подпадаете под юрисдикцию Инквизиции, — объявил я.

Они меня не поняли. В этом предложении было слишком много слов столь длинных, что за время их произнесения можно опорожнить кружку пива. Тогда я решил приблизить к ним проблему с помощью языка, который, может быть, поймут лучше.

— Если не выполните приказы, будете убиты, — произнёс я. — Те, кому повезёт, на месте. Неудачники — только после допросов.

Улыбки погасли на их лицах столь же быстро, как пламя свечей, срезанное саблей. Это был тот эффект, на который я расчитывал, и я обрадовался, что не обманулся.

— Вперед, господа, — приказал я.

***

Начиная операцию против Гриффо Фрагенштайна, я действовал согласно закону. Однако я знал, что законники-чистоплюи смогли бы отыскать в моих действиях некоторые неувязки. Например, я же обязан сверить показания Захария с показаниями Гриффо. А говорил ли бредящий узник правду? Может он лишь свято верил в собственные слова, родившиеся в результате видений, вызванных горячкой и болезнью? И даже если я поверил словам сына купца Клингбайла, то обязан был обратиться к бургомистру и начать официальное дознание. Почему я так не сделал? Так вот, во-первых, я верил в правдивость признаний Захария. Отнюдь не потому, что я был наивным, легковерным и благодушным человеком (хотя мы, инквизиторы, и являемся тем бальзамом, что исцеляет раны мира). Я верил его словам, потому что истинный Слуга Божий должен доверять интуиции, веря, что есть она щедрым даром Всевышнего. Во-вторых, я знал, что привлечение бургомистра и инициирование административных процедур приведёт лишь к тому, что Гриффо выиграет время на подготовку отпора. Я не нарушил закон, а только слегка его обошёл. Но если Фрагенштайн окажется добропорядочным гражданином, а признания Захария бредом безумца, то, Господи, спаси и сохрани бедного Мордимера.

Поместье Фрагенштайна хранила калитка в каменной стене, хватило нескольких ударов тяжелыми молотами, чтобы путь стал свободным. Однако я знал, что хуже пойдёт с дверями самого дома. Когда я гостил здесь первый раз, то заметил, насколько надёжны эти врата, сооружённые из толстых балок, окованных железом. А окна первого этажа, очень высоко поднятого первого этажа, закрывали на ночь, затворяя прочные ставни. Значит, следовало проявить смекалку, а не грубую силу. Я взял в руку колотушку и постучал. Раз, другой и третий. Наконец раздалось шарканье.