Танец ангела - [64]

Птицы на клене обрадовались слушателям, и хор затянул весеннюю классику.

— Но теперь у вас все в базах, — сказал Винтер.

— Это называется «ХОЛМС».

— Что?

— Компьютерная система. Ее так назвали в честь нашего самого знаменитого литературного предшественника. Но одновременно это сокращение, означающее «главная система запросов».

— В нашей области все просто обожают аббревиатуры, — сказал Винтер.

— Я могу не только найти там все, что надо, но и войти в контакт с кем-то, кто не спит, в Скотленд-Ярде.

— Чем может помочь Скотленд-Ярд в такой ситуации?

— Сейчас у него в основном административные функции. Например, уже двадцать пять лет, как там нет отдела по расследованию убийств. Там вообще осталась только пара отделов, антитеррористический и подобное. Но они поддерживают все компьютерные системы.

— То есть в твоих делах они роли не играют?

— Если надо, я заказываю у них особых технических специалистов, которых нет у нас, в районах. Они различают на стене отпечатки пальцев десятилетней давности — ты слышал, наверное.

— Да.

— В Клэфэм они тоже приезжали.

— Понятно.

— Наши ребята собрали отпечатки пальцев, следы обуви, все раны и отметки на теле, потом приехали спецы из Ярда и искали микроскопические следы.

— В этот раз есть на них какая-то надежда?

Солнце скрылось за тучей, и потянуло холодком, птицы смолкли и ждали. Грузовичок, забитый упаковками масла, протарахтел вокруг площади и остановился у итальянского ресторана. Мимо прошли две девушки, стрельнув взглядом в их сторону. Глаза Макдональда были спрятаны за темными очками. «Он выглядит как торговец наркотиками, а я как его клиент, — подумал Винтер. — Или наоборот?»

— Надежда? Да. Я им вполне доверяю. Технические работники по всей Англии — гражданские служащие, но их шефы в Ярде — инспекторы-криминалисты. Мы их в шутку зовем лабораторными инспекторами. Они выезжают на место убийства со своими людьми и техникой. То есть они обслуживают все самые сложные с технической точки зрения случаи.

— Это хорошо придумано.

— К тому же лаборатория находится в Кеннингтоне, а это тоже к югу от Темзы, — улыбнулся Макдональд. — Иногда мы вызываем и патолога, особенно если есть сексуальные показания.

Макдональд имел в виду «признаки убийства на сексуальной почве». Винтер подумал, что «сексуальные показания» могло бы стать названием кассового фильма.

— Сколько времени вы можете заниматься только одним делом? — спросил он.

— Политика наших шефов такова, что они дают нам двенадцать недель. Если за это время ничего не происходит и у нас нет новых перспективных версий, мы задвигаем дело в дальний ящик и начинаем заниматься другим. Но как я уже говорил, наше отделение раскрывает все дела.

— Самое плохое — когда мы знаем, кто убил, но у нас недостаточно доказательств, чтобы его судить, — сказал Винтер.

— От этого немудрено стать циником.

— Иногда я знаю, что рано или поздно он сделает что-то, что станет последним кусочком в пазле. Тогда ходишь и ждешь все время, что вот-вот что-то случится.

— Всегда наготове.

— Ты был скаутом? — спросил Винтер.

— Членом этого паравоенного тайно-фашистского движения, основанного южно-африканским расистом Баден-Пауэллом? Нет, не был.

— А я был. Там учат вести себя правильно.

— Поэтому ты пошел работать в полицию?

— Естественно.

Опять повеяло теплом. Солнце выглянуло между двумя домами по пути вниз, в Темзу. Макдональд кивнул в сторону Грик-стрит:

— Там находится лучший в мире магазин виски, «Миллроу».

— Я знаю.

— Конечно-конечно.

— Я бы хотел сходить с тобой завтра в музыкальные магазины в Брикстоне, послушать, что говорят потенциальные свидетели.

— Можешь сходить сам, — сказал Макдональд. — Я не успею, у меня другие дела.

— Мне нельзя одному, я же здесь в роли наблюдателя.

— Ты такой же полицейский, как я, и в большей степени англичанин, чем я когда-нибудь стану, так что кто может сказать слово против?

— Тогда я скажу, что ты был со мной.

— Говори, что хочешь.

— Тогда я еще скажу, что сегодня мой день рождения.

— Прими мои поздравления. Сколько стукнуло?

— Тридцать семь.

— Как там было: «Когда ей исполнилось тридцать семь, она вдруг поняла, что ни разу не проехала по Парижу в спортивной машине с развевающимися от ветра волосами…» — напел Макдональд на английском.

— Это чье наблюдение?

— Люси Йордан. Ты что, никогда не слышал «Балладу о Люси Йордан»?

— Нет.

— Ты как с луны свалился.

— Мы с Люси определенно жили в разных мирах.

— В исполнении Марианн Фейтфулл она оставляет рубцы в душе. Это же классика. В тридцать семь лет человек понимает, что у него есть, а чего уже никогда не будет. В 1960-х родился современный мир. И кстати, я тоже.

— Вы, в Англии, взрослеете быстрее…

— Я как раз собирался угостить тебя стаканчиком тут рядом, но теперь даже не знаю.

— …за исключением некоторых.

— Тогда пойдем? — Макдональд поднялся со скамейки.

Когда Винтер сидел над «стаканчиком», в голове у него была полная пустота. Он слишком устал от впечатлений, идей, разговоров с Макдональдом, его коллегами, свидетелями.

Он успел пройти теми улицами, что ходил Пэр, и теми, что мог ходить, обсудил версии с Макдональдом — они быстро нашли взаимопонимание. Правильно он сделал, что приехал. Но предчувствие драмы только усилилось. Это произойдет опять.