Танцы в начале века - [3]

- И дело не только в этом, - поддержал его врач, - возможно, что те изменения, которые мы внесем своим появлением, окажутся незначительными и со временем сгладятся. Вам нравится здешняя жизнь, но ведь вы все знаете, что она скоро кончится. Через пять лет вспыхнет мировая война, она пройдет и по этим местам. Миллионы убитых, потом голод, нищета, фашизм, опять война, уже десятки миллионов жертв, потом рост городов, перенаселенность, гибель природы, ну а дальше вы сами знаете...

- Тем более мы не должны улетать, давайте разыграем роль пришельцев из другого мира, обратимся к правительствам всех стран!

- Что ж, на месяц или два мы станем мировой сенсацией, но ничего не изменим. Что значит жалкая горстка людей в сравнении с теми глобальными силами, которые уже стоят друг против друга... Историю по желанию изменить нельзя. Хуже того, нас могут, помимо нашей воли, использовать во зло. Так оно скорее всего и случится.

- Если мы стартуем, - поднялся штурман, - и двинемся по прежнему маршруту, есть надежда развязать эту петлю и вернуться уже в наше время, надежда, правда, небольшая, но, по-моему, это единственно возможный для нас путь...

Они молча вышли из корабля на поляну, долго смотрели на птиц, летящих высоко в темнеющем небе, чувствовали тугое теплое дыхание земли, и страх перед ожидающим их космосом снова начинал шевелиться в душе каждого.

- Если мы улетим, - вздохнул кибернетик, - то для нас, возможно, все кончится, а если останемся, то снова родимся через каких-нибудь семьдесят лет и снова будем жить.

Резко подул ветер и стало быстро смеркаться, как будто ночь вдруг спохватилась и поспешила взять свое.

В шесть утра все находились на своих постах. Капитан подал команду, и в абсолютной тишине стало слышно, как в реакторной громко запели ожившие электромоторы, подымающие многотонные блоки замедлителей. Но тут штурман увидел, как из леса выскочила допотопная двуколка, запряженная мощным крестьянским битюгом с большой гривой, и устремилась к кораблю. Стоящий в ней парень начал описывать круги вокруг ракеты, восхищенно рассматривая ее огромное серебристое тело.

- Капитан! Можно запускать.

- Нельзя, мы сожжем этого дуралея. Надо его отпугнуть, а то он до вечера не успокоится.

Резко взвыла сирена, лошадь дернулась было, но парень сильнее натянул вожжи, и она, успокоившись, опять пошла по кругу. Потом остановилась. Парень, сложив руки рупором, стал что-то кричать.

- Всем отбой! Штурман, откройте панорамный люк, выясним, что ему надо и когда он уберется.

- Тебе чего, приятель? - высунулся штурман.

И все, находящиеся в рубке, услышали крик: "Скажите, это ведь "Меркурий-IV", не так ли?"

- Штурман, врач, быстро наружу, выясните, что это он болтает! Впрочем, я с вами.

Парень узнал их и радостно замахал руками:

- Так это ваш корабль? Вы что, улетать собрались?

- Ты откуда знаешь наш класс?

- У меня дома есть альбом старинных кораблей, - гордо ответил тот, я его с детства наизусть знаю, и больше всего мне нравятся "Меркурий" и "Титаны"...

- Погоди, погоди, паренек, - перебил его капитан, - в каком году был выпущен твой альбом?

- Точно я не знаю, но где-нибудь лет за десять до закрытия программы космических полетов и начала ретро-революции. Да, лет за десять, не меньше.

Штурман опустился на землю и начал смеяться, все громче и громче, пока не поперхнулся и не забился в судорожном хриплом кашле.