Танцы со смертью - [33]

Шрифт
Интервал

Ну а сколько раз мне снилось, что я проваливаюсь на государственном экзамене! Восседающий за огромным письменным столом профессор Де Граафф (которого позже я встречу у Али Блум) медленно снимает очки и грустно указывает мне на дверь.

Но для этих юношей и девушек всё здесь полно смысла. Они оживлены и с удовольствием окружают отобранных для них пациентов – новшество в повседневной рутине. Но только не для мефроу Рамселаар, которая явно ничего не понимает, потому что, когда седьмой по счету интерн собирается ее осматривать, она спрашивает меня, отчаявшись, ее душат слезы:

– Что, вам всё еще ничего не понятно? О господи, неужели я так и не выздоровею? Доктор, я поправлюсь?

Она думает, что мы, будучи в полной растерянности относительно ее случая, пригласили самых лучших врачей, чтобы совместными усилиями броситься на разгадку ее болезни.


Сегодня Тоос уже в нашей часовне. В гробу, под стеклом. Возможность с ней попрощаться, и многие этим воспользовались. Мы все хорошо ее знали, и врагов у нее не было, быть может, за исключением мефроу Зейдфелд. Она не один год боролась с привычкой Тоос бросать в окно хлеб и остатки пищи, из-за которых пронзительно кричавшие чайки выделывали головокружительные пируэты, стараясь хватать куски на лету.

Кое-кто решается подойти ко мне как к ее лечащему врачу, выражая подкрепляемое настоятельным кивком головы желание получить объяснение, как всё это произошло. Я реагирую с наивозможной учтивостью и шепчу им, что здесь, вероятно, имел место случай идиопатической проксимальной флюкции кальция с последующей интракардиальной анархией.

– Ну а на человеческом языке? – не унимается очередной «менеджер по кадрам».

– Это одна из очень редких болезней, неизвестная в разговорной практике, – отвечаю я.

В одном из своих прославленных цветастых платьев Тоос просто великолепна. Мне как-то неловко на нее смотреть, потому что никогда ни на кого не смотрят с таким бесстыдством, как на умершего. Те, кто уже насмотрелись, непринужденно наблюдают с чашечкой кофе, как смотрят другие.

Присоединяюсь к Яаарсме. Одна из коллег, врач-физиотерапевт, плачет. Моя первая мысль, что, по-видимому, она еще не слишком долго в этой профессии. Но Яаарсма поясняет: «Она плачет не из-за этого. Эта неожиданная смерть, видимо, всколыхнула другое горе. Думаю, слезы медиков вторичны, если их льют, когда находятся на работе. Чаще всего что-нибудь не так у них дома».

Яаарсма рассказывает мне о смерти брата, случившейся несколько лет назад. Сначала он это не очень прочувствовал, до него никак не могло дойти, что его брат умер. Так продолжалось до дня похорон. Все стояли, окружив вырытую могилу, он смотрел на гроб, один из членов местного Ротари-клуба стал бубнить какую-то жалкую речь, и тогда его взгляд устремился в сторону, а с ним вместе и его мысли. Он вдруг спросил себя: Смерть-Пьерляля́[73], эта жуткая белая кукла, он всегда угрожал Яну Клаассену, – откуда он взялся? Всё еще занятый этой мыслью, он снова хотел взглянуть на гроб, и тут его охватил ужас: гроб исчез, его уже опустили в могилу. И только тогда до него дошло, что его брат умер, и он заплакал.

Адрес Бога

Наутро, когда я вхожу в свой кабинет, там уже сидит Эссефелд.

– Проблемы, отец мой?

– Очень болит нога.

Он разувается и снимает носок: рожистое воспаление в начальной стадии. От священника пахнет, как в пасторском доме моей юности: сигарами, ладаном, потом, алкоголем, бриллиантином. Алкоголь? Всего лишь четверть десятого. Как это понять?

– Лосьон, – говорит он и делает жест, показывая, как смачивает лицо после бритья. Эссефелд пьет. Из-за женщины? Скорее из-за Бога, думаю я.


Из опасения, что вдруг будет слишком мало народу, я тоже иду на похороны Тоос. Погребение берет на себя фирма Бекенстейн. Кургузый пиджачишко на одном из носильщиков. Очевидно, его подцепили по дороге где-нибудь на скамейке в парке или в каком-то кафе и потащили с собой, невзирая на отговорки, что он-де одет неподобающим образом. К тому же в спешке он застегнулся не на те пуговицы, так что выглядит слегка не в своем уме. Если ему пиджак маловат, то некоторые из его коллег вышагивают в одежде не по росту, с подвернутыми штанинами. Один из них влез во что-то такое, что и вовсе не поймешь что, похоже на грязно-серый комбинезон, из-за чего он совсем уж выпадает из рамок. У главы похоронного заведения, на котором, впрочем, визитка, до того красная физиономия, что ему больше пристало бы присутствовать на свадьбе, чем на похоронах. Словом, кошмар.

Брам Хогерзейл тоже пришел на церковную службу. Передвигается он с трудом, еле волочит ногу.

– Эта штука вгрызлась мне в таз, – шепчет он мне. И продолжает, окидывая оценивающим взглядом представителей фирмы Бекенстейн. – Не хотел бы, чтобы они меня хоронили. Да-да, прими к сведению. Хочется выдержать в стиле свой последний выход, – говорит он со злостью.

Спрашиваю, пойдет ли он после мессы на кладбище.

– Нет, хорошенького понемножку. У меня такое чувство, что я на генеральной репетиции.

Он не скрывает горечи. Ван Йеперену, который взволнованно пожимает ему руку, он говорит:

– Ну вот и встретились на похоронах, а ведь я не умер.


Рекомендуем почитать
Пушкин – Тайная любовь

Яркая, насыщенная важными событиями жизнь из интимных переживаний собственной души великого гения дала большой материал для интересного и увлекательного повествования. Нового о Пушкине и его ближайшем окружении в этой книге – на добрую дюжину диссертаций. А главное – она актуализирует недооцененное учеными направление поисков, продвигает новую методику изучения жизни и творчества поэта. Читатель узнает тайны истории единственной многолетней, непреходящей, настоящей любви поэта. Особый интерес представляет разгадка графических сюит с «пейзажами», «натюрмортами», «маринами», «иллюстрациями».


В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.


Иоанн IV Васильевич

«…Митрополитом был поставлен тогда знаменитый Макарий, бывший дотоле архиепископом в Новгороде. Этот ученый иерарх имел влияние на вел. князя и развил в нем любознательность и книжную начитанность, которою так отличался впоследствии И. Недолго правил князь Иван Шуйский; скоро место его заняли его родственники, князья Ив. и Андрей Михайловичи и Феодор Ив. Скопин…».


Говорит Черный Лось

Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.


Моя бульварная жизнь

Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.


Подводники атакуют

В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.