Танцы на стеклах - [2]

Выражение глаз — пустое, словно гладь зеркала, непостижимая бездна. Нечитаемое настолько, что кажется, если смотреть долго, я смогу увидеть свое отражение. Свое отчаянье, незавидную судьбу. На дне черных, огромных зрачков таится темное удовлетворение и мой приговор. И жажда…

Жажда мести.

Дергаюсь, но это не имеет смысла. Хочу закричать, но не успеваю. Ублюдок подает голос:

— Не захотела по-хорошему, крошка, будет по-плохому. Будешь на цепи сидеть, и мои пальцы лизать. И не только пальцы, — процедил он, сквозь зубы, а потом кинул в меня прямоугольной плоской коробочкой из дорогого черного бархата. Я пошатнулась, будто от удара. Он издевается? Что это? Подарок?

— Открой, — еще один короткий приказ, надменный, едва заметное движение головой кому-то за моей спиной. Высокий, смуглый, темноволосый мужчина с непроницаемым лицом возник в поле моего зрения и медленно раскрыл передо мной футляр.

На дне лежала инкрустированная драгоценными камнями платиновая маска с поднятыми к вискам разрезами для глаз, закрывающая лицо до самой линии губ. Она могла бы показаться произведением искусства. Если бы я не знала, что это.

Подобные украшения шейхи дарят своим женам… и наложницам.

Несчастные женщины носят ее вместе с абайей в тридцатиградусную жару, не смея поднять голову….

И судя по предыдущей реплике ублюдка, он предлагает мне вовсе не брак. И он не предлагает. Это приказ.

ГЛАВА 1

Джаред

Откинувшись на спинку не самого удобного на мой вкус кожаного кресла, я с фальшиво-вежливым выражением лица изучаю обстановку кабинета президента Йельского университета, в ожидании оглашения причины моего присутствия здесь. Мои руки расслабленно лежат на подлокотниках, лениво изучаю недавно приобретенные часы в одном из бутиков на Манхеттене. Я заплатил за них столько же, сколько за два года обучения здесь. Красивая, редкая вещь. А красивые вещи стоят любых денег.

Президент молчит, пока я сверлю раздраженным взглядом его спину. Интересно, известно ли Генри Роджерсу, что за глаза его прозвали кроликом? И, действительно, сходство есть. Высокий, худощавый, неуклюжий, с зубами, выступающими вперед, и залысинами на висках. Неприятный тип, и даже дорогой костюм, болтающийся на нем, как на палке, не спасает от общего гнетущего впечатления.

— Ты, наверное, недоумеваешь, по какой причине тебя вызвали ко мне, а не к профильному ректору? — наконец, подал голос Роджерс, поворачиваясь ко мне, и складывая руки за спиной. Его лицо полностью лишено эмоций. Я небрежно пожимаю плечами, ощущая тянущее напряжение в мышцах. Утренняя тренировка дает о себе знать. Напрягаю руку, сжимая кулак, с удовлетворением наблюдая за работой бицепса, трицепса и плечелучевой мышцы. Скоро состоится ежегодное соревнование по гребле на байдарках, и я просто обязан снова взять приз. Это уже традиция. А к традициям я отношусь серьезно, хотя порой и с легкой долей иронии.

— Да, сэр, я в недоумении. Вы правы, — вежливо отвечаю я, натягивая улыбку. В моей стране не принято проявлять свои истинные эмоции, даже если человек тебе неприятен.

— Скажите мне, мистер Саадат… — начинает президент, усаживаясь в свое огромное кресло, в котором выглядит еще более тщедушным.

— Просто Джаред, сэр. Имени будет достаточно, — улыбаюсь, как можно искренне. Даже мышцы лица начинают затекать. Переходи уже к делу, кретин.

— Хорошо, Джаред. Возможно, ты поможешь мне и начнешь сам?

И вот здесь я перестаю строить из себя пай-мальчика. Улыбка сползает с моего лица, я надменно вздёргиваю бровь, с раздражением глядя в непроницаемое лицо президента.

— Сэр, если поверенный моего отца не произвел ежемесячный благотворительный платеж на счет университета, то сегодня же это недоразумение будет исправлено.

— Не волнуйся, Джаред, все выплаты поступили вовремя. Университет очень благодарен вашей семье за щедрую помощь и участие в благотворительных мероприятиях. И, наверное, это единственная причина, почему мы с тобой разговариваем сейчас.

— Вы говорите загадками. Я не понимаю о чем идет речь, президент.

— Тебе о чем-то говорит имя Сэм Ченси? — Роджерс выстреливает в меня острым взглядом, складывая ладони на столе, одну на другую. Я усмехаюсь, прищуривая глаза.

Если думаешь, что можешь испугать меня, выкуси. Хрен что ты мне сделаешь. До конца курса остались считанные недели. Я уже сдал все экзамены. Отрабатывай миллионы, которые вваливает в Йель моя семья, мистер Кролик.

— Не припомню, — вслух произношу я. Это заведомая ложь. Но врать с безупречной улыбкой на лице я умею, как никто другой. Этот урок я освоил первым после того, как моя мать сбежала от отца, бросив меня.

— А если хорошо подумать? — терпеливо спрашивает Роджерс. — Джаред, в твоих интересах сказать правду.

— Я не понимаю, о чем речь, — настаиваю упрямо, холодно глядя в бесцветные глаза Генри Роджерса. И вот, впервые за время моего тут пребывания, я вижу эмоцию на бледном морщинистом лице. Удивление. Неприятие.

— Ты думаешь, что все предусмотрел? Что все вокруг дураки, которые не видят того, что ты и твоя свита устроили в стенах Йеля? Ты не первый, кто думает, что может устанавливать здесь свои правила. Все они, рано или поздно, ушли. Вопрос в том — как уйти. Ты считаешь, что неуязвим?