Танцы на снегу - [26]

Ни кролики, ни горностай не обратили внимания на эту интермедию. Среди всеобщего оцепенения двигалась только сойка. Она прыгала, полная радости жизни, чуждая трагедии, не видя, что совсем рядом гибнет живое существо.

Горностай перестал раскачиваться, опустился на четыре лапы, выгнул дугой спину и устремился вперед. Удар был, как у змеи, — молниеносный, неуловимый для взгляда. Сойка мгновенно упорхнула.

Арбр, вскрикнув, упал. Крик его был недолог — горностай мгновенно припал к кроличьему горлу. Брызнула кровь, жертва судорожно забилась. Все кончилось.

Крик умирающего разогнал сковавшие его родичей чары, навеянные танцем горностая. Кролики опрометью кинулись прочь.

Только Кувырок остался на месте. Он не мог пошевелиться, не мог оторвать взгляд от убийцы. Этот оживший ночной кошмар полностью парализовал его волю. Горностай снова поднялся на задние лапы, его пристальный взгляд пронизывал столбы нисходящего света. Маленькие глазки светились, как отполированные гранаты. Изо рта у него, с острых зубов, капало красное, стекая по белоснежной грудке. Жажда крови ясно читалась в его взгляде — одной жертвы ему было мало. Кувырок наконец, собрав все силы, бросился бежать, но, вопреки инстинкту, кинулся не к ближайшему лугу, поросшему ноготками, а к норе. Он нашел вход мгновенно, а в следующую секунду уже сидел с бьющимся сердцем в своей каморке. Он оказался прав: деревья, защищая кроликов от орлов, делали их более уязвимыми для незаметно подкрадывающихся горностаев.

Страх распространился по всей норе, словно удушливый болотный газ. Кролики жались в своих отсеках, ожидая самого худшего. Оно и настало. Горностай, не удовлетворившись одной жертвой, направился вслед за Кувырком к норе. Кувырок слышал, как он принюхивается и тычется носом в землю. От запаха хищника голова у зайца шла кругом. А еще тошнотворно пахло кровью.

Звуки, которые послышались затем, невозможно было ни с чем спутать: изящные когтистые лапки осторожно спускались в туннель. Горностай решил наведаться в нору. У Кувырка перехватило дыхание. Он не знал, что делать: бежать или оставаться на месте в надежде, что горностай не доберется до него.

Запах крови, слитый с запахом хищника, делался все сильнее. И вот настал последний ужас: Кувырок увидел красные глаза, глядящие из коридора в его комнату. Горностай медленно поводил головой из стороны в сторону, словно всматриваясь в темноту. Кувырок понимал, что хищник может найти его и в полном мраке, по запаху. Бежать было некуда.

Горностай медленно пошел вперед, не сводя горящего взгляда с заячьего горла. Кувырок забарабанил задними ногами по земляной стене. Шум отдавался по всем проходам. Кролики тоже принялись изо всех сил барабанить.

— Уходи отсюда, уходи! — закричал Кувырок громко и пронзительно. В ответ горностай приподнял верхнюю губу, обнажив клыки. Кувырок уже чувствовал его горячее дыхание, а он все приближался. Кувырок отчаянно заверещал, зацарапался в стену в безнадежной попытке прорыть себе путь отступления.

Внезапно, за какое-нибудь мгновение до убийственного прыжка, из широкого туннеля появился барсук, очевидно привлеченный шумом, очень сердитый. Увидев горностая, он хрипло рявкнул:

— Шедь вне!

Горностай удивленно остановился, повернул голову. Кувырок, прожив несколько дней бок о бок с барсуками, слегка научился понимать по-куньи и сейчас понял, что сказал страшный сосед. Он не сомневался, что и горностай понял: ему велено немедленно убираться из норы.

Горностай попытался что-то возразить, но его слова потонули в потоке отборной барсучьей брани. Изящный хищник бросил последний взгляд на зайца и неохотно ретировался через запасной выход. С барсуком не поспоришь — даже родственники, если они, конечно, не самоубийцы, не решаются ему противоречить.

Да, барсук, без сомнения, спас ему жизнь! Кувырок рассыпался в благодарностях, но барсук проигнорировал его робкий лепет и убрался в глубины своего логовища. Кувырок, обессиленный всем пережитым, остался один.

Глава десятая

Уже три дня не переставая лил дождь, нору частично затопило. В душе Кувырка поселились тоска и безнадежность. Уныло пощипывая траву под дождем, он с ужасом думал о возвращении в отсыревшую нору. В земляных коридорах хлюпала под лапами грязь. Все это, вкупе с памятным нападением горностая, привело Кувырка к убеждению, что кроличья жизнь ему не подходит. Да и по характеру он слишком отличался от кроликов — был, например, гораздо беззаботнее. Правда, он начал опасаться, что если надолго задержится в норе, то тоже станет нервозным и нерешительным.

Когда он сообщил Эрбу о своем решении, достойный кролик, успевший по-своему привязаться к гостю, решил сказать ему на прощанье что-нибудь приятное.

— Нам будет не хватать твоих забавных ужимок. Как мы смеялись твоим выходкам! Я и раньше думал, что зайцы чокнутые, а теперь точно это знаю.

— Очень любезно с твоей стороны, — сухо ответил Кувырок. Он знал, что эти южные кролики между собой так же грубы, как и с пришельцами. Дело не в видовой розни — просто кролики от рождения лишены всякого такта. Он тоже мог бы намекнуть, что все кролики — невротики, но, к сожалению, иначе был воспитан. Его учили, что с хозяевами надо быть вежливым.