Танцующий с тенью - [35]

Такой была привычная жизнь Хуана Молины. До тех пор, пока однажды ночью, ничем не отличавшейся от других ночей, Ивонна не пришла на свидание в назначенный час. То же случилось и в следующую ночь. А по прошествии недели, проведенной без Ивонны, Молине уже казалось, что от отчаяния он сойдет с ума.

4

Теперь жизнь Хуана Молины – это безнадежные поиски. Разуверившись во всем, он отправляется ее искать – сам не зная куда. Певцу неизвестно, где она живет; кажется, она что-то говорила про улицу Саранди – или Ринкон, он точно не помнит – в квартале Сан-Кристобаль. Словно потерявшийся пес, он пробегает всю улицу Саранди – с самого начала, от проспекта Ривадавия до того места, где она упирается в высокие стены Военного Арсенала, – а назад возвращается по улице Ринкон. Молине нужен какой-нибудь знак; ему кажется, что одежда, развешанная на балконе этого доходного дома, может навести его на след, – тогда он занимает наблюдательную позицию на углу, курит одну сигарету за другой и ждет, что Ивонна вот-вот войдет или выйдет из этого подъезда. И в таком положении, опершись на афишную тумбу, подогнув одну ногу, с прилипшей к губам сигаретой, Хуан Молина поет песню отчаяния:

Что поделать мне с тоской,

с болью сладить силы нету:

я не знаю, что с тобой,

сердце мечется в печали,

лишь взгляну я на балкон,

где цветы давно завяли,

все с поникшей головой,

здесь, на улице Ринкон, —

и молю: пускай не этот.

И вот, услышав песню Молины, грузчики с рынка Спинетто, отдыхавшие под жестяным навесом, и рыночные торговки, только что закрывшие свои лавки, проникаются той же тоской и бросаются в объятия друг к дружке, чтобы танцевать безутешное танго:

Если б вдруг заговорили

камни этого квартала,

если б мне они открыли,

что заметили они,

что с твоей душою стало…

Стал я злобным дураком,

на судьбу одна надежда:

как узнать мне тот балкон,

где висит твоя одежда?

Теперь к импровизированному танцу у ворот рынка присоединяются водители грузовиков и женщины, навьюченные тяжелыми сумками, а Молина продолжает:

Если б с Богом был знаком,

я б сдавил покрепче четки,

поболтал со стариком.

Мне ведь ничего не жаль,

все готов теперь отдать я:

пусть вернет тот срок короткий,

когда ты в «Рояль-Пигаль»

раскрывала мне объятья.

Лучи заходящего солнца постепенно сдают позиции уличным фонарям. В этом призрачном мерцающем свете, погружаясь в туман, обитатели Спинетто танцем сочувствуют тоске молодого певца:

Солнце падает устало

за проспектом Ривадавия,

за печальными домами;

слышны горькие рыданья —

плачут ангелы над нами

и грустят, что вдруг затих

цокот каблучков твоих

с той поры, как ты пропала.

Когда Хуан Молина завершает песню, пары танцующих распадаются и все возвращаются к своим делам.

После долгих и бесплодных поисков Хуан Молина отправлялся в кафе «Родригес Пенья и Лаваль» в тщетной надежде, что Ивонна придет туда, как делала раньше каждую среду. А по ночам в «Рояль-Пигаль», все меньше скрываясь, он пытался наводить справки, расспрашивая всех, кто мог бы обладать хоть какой-нибудь информацией. Но у Ивонны не было друзей. На любой вопрос Молины его коллеги только пожимали плечами. Однажды ночью, находясь уже на грани отчаяния, юноша набрался храбрости и решил обратиться к единственному человеку, который, несомненно, должен был хоть что-то знать, – к Андре Сегену. Не раздумывая о последствиях, борец отправился к управляющему и спросил его об Ивонне. Сеген реагировал странно: сокрушенно вздохнул и широким жестом положил руку на плечо юноши. Сердце Молины готово было выпрыгнуть из груди; он уже не знал, хочет ли услышать ответ управляющего. Француз подвел его к стойке бара и по-отечески произнес:

– Молина, я знаю, как вы относитесь к этой женщине. Но если позволите дать вам совет, я бы рекомендовал вам забыть ее.

Меньше всего Хуан Молина сейчас расположен выслушивать советы. Единственное, что ему нужно, – это узнать, где Ивонна, и тотчас же броситься к ней.

– Все, что я могу вам сообщить, юноша, – сюда она больше не вернется, – закончил свою речь Сеген.

Певец попробовал узнать, где ему искать Ивонну. Управляющий покачал головой, еще раз похлопал Молину по опущенным плечам и удалился. Прежде чем раствориться в сумраке кабаре, француз остановился, повернул голову и повторил:

– Забудьте ее, послушайте моего совета.

Безутешный Молина не мог сдвинуться с места – казалось, жизни его пришел конец.

Ночи в кабаре превратились для Молины в повторяющийся кошмар. К страданиям от того, что никто не воспринимает его в качестве певца, и позорной необходимости выходить на борцовский ринг в дурацком наряде теперь еще добавилась горечь потери единственного существа, придававшего смысл его жизни. Столик, за которым раньше сидела Ивонна, теперь пустовал, словно печальное напоминание о ее пропаже. Молина превратился в изможденную тень того человека, каким он был раньше. На борцовском помосте этот неукротимый зверь, прежде изливавший свою ярость в песне, не обращая внимания на поверженных соперников, теперь стал похож на заезженную лошадь. Его воли едва-едва хватало, чтобы изобразить хоть какое-то подобие сопротивления. Знаменитый борец так ослабел и зачах, что его партнерам по рингу приходилось делать громадные усилия, притворяясь, что они валятся под натиском чемпиона. Обычно выступление борцов завершалось схваткой с кем-нибудь из зрителей, решившимся оспорить чемпионство Молины. Как правило, на арену вылезали толстяки, расхрабрившиеся от выпитого шампанского. Юноша обходился с ними гуманно. Никто не чувствовал себя униженным. Пара оборонительных захватов – и противник уже покидает поле боя. Однако как-то раз Андре Сеген с беспокойством наблюдал, как один борец-любитель среднего роста, который в обычной ситуации не выстоял бы против Молины и тридцати секунд, чуть было не завалил чемпиона на обе лопатки. В ту же ночь управляющий вызвал Хуана Молину в свой кабинет. Молина сначала принял душ; ему не нужно было долго гадать о причинах этого приглашения. «Без работы я не останусь», – говорил певец сам себе, к тому же он знал, что в самом крайнем случае ворота судоверфи открыты для него и теперь. Наверное, это и к лучшему: если кабаре превратилось для него в Стену плача, то, возможно, расставание с «Рояль-Пигаль» поможет ему позабыть Ивонну.