Танцующие фаворитки - [69]

Обвенчавшись, они не стали покидать Петроград. Однако вскоре вышел большевистский декрет, что все Романовы должны явиться в Чрезвычайную комиссию для получения инструкций по поводу их высылки из Петрограда. Чахоточный Гавриил Константинович как на грех свалился с инфлюэнцей. Спасением своей жизни он был обязан исключительно жене. Его миниатюрная Нина проявила поистине выдающееся мужество и энергию, направленные на вызволение мужа из лап новой власти. Она дошла до председателя Петроградской ЧК М.С. Урицкого и сумела убедить его в том, что больного князя не следует высылать из Петербурга. Несмотря на полученное разрешение, в квартире регулярно проводили обыски, и, в конце концов, Гавриил Константинович был арестован. Нина бросилась добиваться его освобождения. Как сама она писала впоследствии, «за месяц пребывания мужа в тюрьме я потеряла полтора пуда… но энергия во мне развилась чудовищная». Она металась по присутственным местам, наполненным грязными, провонявшими вооруженными солдатьем и матросней, старалась не обращать внимания на их презрительные осуждающие взгляды при виде ее каракулевого сака[49], модной вышитой шляпки в форме каски, коротко стриженых волос (в ту пору подобная женская стрижка перестала быть приметой суровых нигилисток, а стала характерным признаком дамы, следующей последней моде), изящной сумочки из тончайшей кожи. Муфту из горностая она давно по совету многоопытной горничной оставила дома, дабы не возбуждать зависть плохо одетых женщин, продрогших в бесконечных очередях, и ее руки в лайковых перчатках постоянно мерзли. Отношение окружающих становилось еще хуже, когда в присутственных местах узнавали, кто она такая. Ей казалось, что она спиной чувствует ненависть этих людей, которые, не таясь, бросали ей в лицо:

– Романовы? Будя, кончилась ваша власть.

Она добралась до гражданской жены писателя А.М. Горького, актрисы М.Ф. Андреевой, также обладавшей некоторым влиянием среди большевиков. Горький написал короткое, но весьма мудрое письмо Ленину, что принесение в жертву великого князя создаст лишь еще одного мученика в глазах контрреволюции, к тому же держать в заключении больного человека совершенно нет смысла. Ленин, похоже, разумно вник в корень дела, но, пока длилась эта переписка, Леонид Каннегисер – то ли из личной мести за друга, то ли следуя традициям партии эсеров, членом которой состоял, – застрелил Урицкого. В ответ большевики развязали красный террор, и дело с освобождением князя Гавриила застопорилось.

На место Урицкого был назначен Г.И. Бокий, который внял то ли просьбам Горького, то ли мольбам Антонины, но князя сначала перевели в больницу, а затем отпустили на квартиру к Горькому. В огромной 11-комнатной квартире проживало 2–3 десятка родственников, знакомых, приживалов и подобных великокняжеской паре гонимых людей. Горький обратился за ходатайством к Г.Е. Зиновьеву, занимавшему должность с экзотически звучащим названием «председатель Совнаркома Петроградской трудовой коммуны», что в переводе на более понятный смысл звучало как «революционный диктатор Петрограда». Зиновьев дал разрешение на выезд супружеской пары в Финляндию. К тому времени Гавриил настолько ослаб, что уже не мог ходить и через границу его перевозили на тележке. После лечения он вместе с Антониной перебрался во Францию.

Во время поездки в Париж в 1920 году князь Андрей, Матильда, князь Гавриил Константинович (три его брата, Иоанн, Игорь и Константин, погибли в Алапаевске) и его жена Нина встретились со следователем по особо важным делам Соколовым, который вел расследование об убийстве царской семьи в Екатеринбурге и членов царской семьи в Алапаевске. Дело в том, что о гибели царской семьи ходили лишь смутные слухи, о трагедии в Алапаевске вообще было известно очень мало. Соколов же ознакомил их со всеми подробностями следствия. Позднее адмирал Колчак переслал великой княгине Ксении Александровне, сестре покойного Николая II, мелкие вещи, найденные на телах погибших в Алапаевске. Кшесинской передали золотой медальон с изумрудом и портретом Матильды, который был найден зажатым в руке великого князя Сергея Михайловича в алапаевской шахте.

Жизнь на покое

На Лазурном берегу им сначала жилось неплохо. Известная исполнительница старинных романсов Алла Баянова, в ту пору тринадцатилетняя девочка, тогда уже выступала со своими родителями в ресторане «Кавказ» в Каннах. Вообще-то их ансамбль базировался в Париже, где Аллу приметил и содействовал ее первым шагам в пении на эстраде известный певец Александр Вертинский, но на лето, когда Париж пустел, артисты выезжали в места курортного отдыха. Баянова впоследствии вспоминала, как однажды вечером в ресторане появился элегантный господин с очень красивой дамой. После исполнения цыганской пляски дама возмущенно подозвала девочку к себе:

– Что это за ужас у вас на спине, милочка?

Растерянная Алла никак не могла понять, в чем же, собственно, дело, но дама, оказавшаяся Матильдой Кшесинской, с негодованием объяснила все подоспевшей матери. На девочке, выступавшей в цыганском костюме, была надета расшитая узорами и блестками жилетка, на спинке которой в центре красовалась пятиконечная звезда.