Танцовщица - [52]

Принесли мыло и умывальный таз. Омыв лицо и руки, мы пожевали бетель, потом все общество вновь собралось на террасе. Кроме меня и бегам, здесь были ее письмоводительница, наперсница, няньки, мамки, служанки – всего больше десятка женщин.

Бегам велела принести два барабана табла и ситар.[83] Одна из служанок села за барабаны, а сама бегам взяла ситар. Мне было приказано петь.

Пока мы ужинали, пробило одиннадцать, а когда собрались петь, уже настала полночь. В эту позднюю пору в саду, где ценой огромных расходов были созданы подобия леса и горных долин, мне стало жутко. Луна, которая только недавно светилась сквозь листву ветвистых деревьев за углом высокого дома, уже зашла. По мере того как сгущалась темнота, все предметы приобретали какие-то пугающие очертания. Деревья, и без того очень высокие, стали казаться громадными. Ветерок легонько посвистывал и шуршал в ветвях кипарисов. В наступившей тишине еще отчетливей слышалось журчанье воды, падавшей в пруд. Время от времени раздавался плеск рыбы в пруду, потом крик птицы, которая встрепенулась в гнезде, или, испуганная подбирающимся хищником, с шумом вылетела из листвы. Нестройно квакали лягушки, стрекотали цикады.

В саду не было никого, кроме нескольких собравшихся на террасе молодых женщин в разноцветных одеждах и дорогих украшениях. Порывы ветра погасили большую часть фонарей; теперь горели только два, да и те еле теплились, излучая тусклый зеленоватый свет. Никаких других огней не было, только отражения звезд колыхались в пруду. Во тьме все было как зачарованное. На меня все это произвело такое впечатление, что я начала одну песню на мотив Сохани. Душа леденела от зловещих звуков этого напева. Слушательницы мои замерли.

Было так жутко, что никто не смел и взглянуть в сад, – особенно в ту сторону, где под раскидистыми деревьями сгустился непроглядный мрак. Все старались смотреть только друг на друга. Наше общество казалось каким-то маленьким островком безопасности и покоя, вокруг которого простирался полный ужаса мир. Что говорить о других, мне самой было так страшно, что я вся трепетала. «Бегам была права, – думала я. – Жить здесь и в самом деле не годится».

Тут послышался вой шакала и напугал нас еще больше. Потом залаяли собаки, и тут все мы пришли в такой ужас, что словно онемели – никто не мог слова вымолвить.

И вдруг бегам – она сидела выше других женщин и могла видеть, что делается у них за спиной, – дико вскрикнула и без чувств повалилась на подушки. Остальные женщины впились глазами в темноту. Я тоже обернулась.

Раньше я считала бегам слишком впечатлительной, но то, что казалось мне плодом ее воображения, теперь предстало передо мной наяву: из кустов выскочило десятка полтора мужчин, с обнаженными саблями. Лица их были закрыты тряпками. На вопли женщин из дома в сад бросились слуги, кто с пустыми руками, кто с палкой. Но разбойников было много, а слуг мало, к тому же некоторые из них сразу струсили и пустились наутек. Лишь кучка храбрецов прибежала на террасу и, заслонив собой женщин, всем своим видом являла готовность сражаться не на живот, а на смерть. Ни одна женщина не смогла сохранить присутствия духа – все лежали без чувств; только я, наделенная бог весть каким каменным сердцем, сидела на прежнем месте. Но и у меня от страха душа чуть не покинула тело. О боже! Что довелось мне увидеть!

Те люди бегам, что захватили оружие, хотели было броситься на разбойников, но старый стражник Сарфираз остановил их.

– Стойте! – приказал он. – Не надо спешить! Дайте я сперва узнаю, чего они хотят. Эй вы! – крикнул он разбойникам. – Зачем пожаловали?

– Сейчас узнаешь зачем! – ответил один из них.

– Так чего же вам надо? Жизнь или деньги?

– Ваши жизни нам ни к чему. Разве ты нам кровный враг? – крикнул другой разбойник. – Но попробуй только нам помешать, тогда увидишь!

– Значит, вы хотите обесчестить наших женщин? – суровым голосом спросил Сарфираз. – Если так, то…

Кто-то из разбойников громко перебил его:

– Нет, сахиб! Ваши женщины нам ненадобны. Что нам, своих жен мало, что ли? Женщин мы и пальцем не тронем!

Голос этого человека показался мне знакомым. Сарфираз сразу повеселел.

– Это я и хотел знать, – сказал он. – Ладно, братцы. Мы сразу отдадим вам ключи от комнат, только созовем сюда женщин, что остались в доме. Наша госпожа здесь. Ступайте в дом и забирайте, что вам понравится. Ну, а те драгоценности, что на женщинах, – так их снимут и отдадут вам. Наш господин от этого не обеднеет. У него, божьей милостью, сотни тысяч рупий в банке, а о доходах с поместий и говорить нечего.

– Хорошо придумал, да не вышло б обмана, – усомнился один разбойник.

– Сын воина не обманет, не беспокойтесь, – сказал Сарфираз.

Разбойник, голос которого показался мне знакомым, подошел ближе:

– Значит, ты даешь слово мужчины? Ладно! Где ключи?

Не успел он это произнести, как глаза наши встретились. Это был Фазл Али. Я попыталась что-то сказать, но была по-прежнему скована страхом, и дар слова еще не вернулся ко мне. Тут Фазл Али сам воскликнул:

– Невестка! Ты как здесь очутилась?

– С тех пор как твоего брата схватили, я живу здесь, – ответила я.