Танцоры Аруна - [55]

Рассказ прервали причитания. Старуха раскачивалась и завывала. Керрису стало жутко.

— Так вы все изгнанники? — осторожно спросила Лара.

— Они метят нас каленым железом, — голос Теры дрожал от гнева. — Полосуют ножами лица, чтобы, даже оставшись в живых, никто не смог прийти к другому племени или присоединиться к торговому каравану. Одиночки скитаются в пустыне, пока не погибнут. Немногие доходят до нашего лагеря. Он недоступен для тех, кто решит поохотиться на нас. Если случайный путник наткнется на нашу стоянку, он будет убит. Мы должны заботиться о своей безопасности.

— Мы сочувствуем вам, — Сефер слегка поклонился. — Наш долг-не дать вам погибнуть. Поймите, стены в ваших головах-не лучшая защита. Избавившись от них, вы получите беспрепятственный доступ к развитию. Мир откроется для вас, вы станете сильнее. Никто не посмеет замыслить против вас недоброе.

Нерим сложил руки перед грудью в знак согласия. Тера переводила остальным. Калад кивал, Джейкоб задумчиво вертел бокал. Мириам вставляла замечания. Только Барата речь Сефера вывела из равновесия. Он горячо заговорил, тыча пальцем в наставника.

— Шай! — одернула Барата старуха. Она подалась вперед и протянула Сеферу руки. Наставник бережно и нежно принял в свои ладони морщинистые пальцы, вслушиваясь в ее гортанную речь.

Тера переводила:

— Много лет назад ее разум был свободен от стены. С твоей помощью она хочет попробовать вновь освободиться от нее.

— Я согласен, — Сефер улыбнулся.

Мириам обернулась к нему, будто поняв. Глаза ее закрылись, морщины вокруг напряженного рта разгладились. Рот раскрылся, как у ребенка, завороженного невиданным зрелищем. Мгновенная судорога мелькнула, и выражение умиления вернулось на старческое лицо. По щекам струились слезы. Мириам едва слышно шептала.

— Я вас ощущаю, — переводила Тера. — Я вас ощущаю. Я чувствую вас всех. Больше не будут преследовать детей, точно крыс, не будут клеймить, как жеребят. Мы пойдем домой, мы вернемся. Никто не посмеет нас тронуть. Разве вы не видите? Хватит, больше не надо. — Она с мольбой подняла руки. Лицо искажал суеверный ужас. — О, тени мертвых! Тени всех мертвых! О, мои отец и мать, почему вы покинули этот мир?!

«…Он совсем маленький. Молния вспыхивает, на мгновение ослепив. Дождевой водой пропитана одежда. Небо в тучах. Дождь стучит, как дятел. „Мама“, — зовет он. Ласковые руки обнимают его. Стук копыт учащается. Под капюшоном душно. Он кое-как освобождает лицо. Птицеподобные нечеловеческие лица вокруг. Лошадь мчится. Громко бьется у самого уха сердце матери. Толчок. Мир перед глазами запрокидывается. Струи дождя бьют в лицо. В правой руке полыхнуло огнем. Мать падает, увлекая его за собой. Они рядом на земле. В голове вертятся колесом пейзажи, лица… Милый Кервин, мы больше никогда… Дорогая Лиа… Кел, сынок… Мамочка!.. Он обнимает лежащее тело и кричит. От боли и ужаса можно задохнуться, но горечь утраты еще нестерпимей. В голове что-то постороннее. Вливается и лопается, ослепляя, как молния. Он сжимается в комок от нестерпимой боли. Помощи ждать неоткуда.

— Ого, ребенок. — Чьи-то руки подхватывают его. — Ай, рука! — Он не хочет слышать этот голос. Не хочет знать никого и ничего в чужом, призрачном мире».

— Керрис, Керрис, — звали из далекого реального мира. Он возвращался медленно. Почувствовал, что лежит вниз лицом, и щеку колет стебелек. Горло спазматически сжалось от попытки проглотить слюну. Болела голова и все тело.

— Приходит в себя, — произнес голос Сефера.

Керрис вдохнул до хруста в ребрах, напугав муравья, путешествовавшего по его носу, поднял голову-все было как в тумане.

— Керрис, ты хочешь есть?

Ему помогли это сделать.

Птичьи лица из его памяти устремились к нему. Он похолодел.

— Керрис! — Вплотную перед ним было не коричневое, а бледное лицо. Светлые волосы, зеленые глаза. Пальцы обхватили голову. — Ты узнаешь меня? Назови мое имя.

— С-сефер, — промямлил Керрис, не разжимая губ.

— Ты в Илате, в саду перед Танджо. Кел поддерживает тебя. Покажись-ка ему, милый.

Руки брата легким пожатием спросили-ты помнишь? И Керрис задрожал. Повернув голову, увидел Теру, Барата, Джейкоба-птицеподобные образы страшного видения.

От пота пощипывало в уголках глаз. Он отер лоб. Прежде ничего подобного вспомнить не удавалось. Сейчас он был убежден-это память, а не игра воображения тревожит сознание. Воспоминания о живой маме. О, мама…

На Керриса в упор смотрела Мириам, словно пыталась понять его состояние. Сефер не отходил ни на шаг.

— Вы тоже там побывали? — спросил Керрис.

— Только в самый последний момент. Расскажи подробности.

Керрис прижался щекой к плечу Кела.

— Мы с мамой ехали на лошади под дождем. Помню удар по руке. — Он потрогал обрубок. Тера переводила его слова. — В голову ворвался сонм мыслей, не моих-маминых. — Керрис забыл, какой она видела дорогу и, закрыв глаза, попытался вернуть воспоминание. Ничего не вышло. — В какой-то момент от потока врывающихся в меня мыслей стало нестерпимо больно.

Сефер кивнул:

— Мне тоже перепало этой боли и страха, боли от разрушения преграды. — Он накрыл ладонью руку Керриса. — Воспоминания об атаке на караван… Знаешь, почему они превратились в кошмар? Твоя умирающая мать инстинктивно пыталась соединиться с тобой. А ты, тоже не отдавая в том отчета, воспротивился вторжению, поставив барьер. Она не могла остановиться и разрушила твою защиту. От этого потрясения произошла потеря воспоминаний о раннем детстве. Страх перед бурей в Галбарете приподнял лишь краешек завесы забытья. Поэтому не давали результата все попытки научить тебя ставить барьер.