Танцорка - [3]

- Виолетта - тоже неплохо. Однако, важны не имена, а сам человек, - сказал парень задумчиво, как мне показалось. Он опять удивил, зацепил, привлек мое внимание. Я повернула голову в его сторону и встретилась с заинтересованным взглядом.

Такое было впервые. Вот так просто я тонула в его глазах, а ведь даже не знала ничего о нем... но этот взор проник до костей, прямо в душу, под ребра, к сердцу. Не знаю, что мужчина увидел на моем лице, но он улыбнулся, словно уже победил, не приложив усилий, чего-то добился. Улыбка преобразила его лицо, чёткие скулы стали еще выразительнее, появились две милые ямочки, а губы... Я посмотрела на них, мысленно приласкав. Хотелось протянуть руку и острым ногтем провести по контуру, оставить покрасневший след, а потом облизать, пробуя. Я сглотнула и подняла глаза.

Его шоколадные глаза озорно блестели, а меня словно пронзило током, шибануло молнией, а следом окатило ледяным дождем осознания. Я будто очнулась от наваждения: он пытался меня соблазнить! Своими коронными ходами, по-видимому. Сначала решил оставить машину и соизволить проводить девушку, потом произнести незатасканную речь, показать красивые глаза, вызывая дрожь, а следом обезоруживающе улыбнуться. Не будь я не столь наивна, я бы уже пробовала его губы своими. Руки бы обвили его шею, а после он бы довел меня до дома... убедившись, что мать спит, я бы пустила его, провела в свою комнату. И отдалась впервые мужчине, вот так просто, в первые же часы знакомства.

Но я была реалисткой. Наивности у меня не водилось отродясь, и мозгом природа не обделила. Я понимала, что ему нужно, и потому отрезвила свой разум, который был слегка затуманен, поддавшись чарам опытного ловеласа.

- Твоя правда, - с запозданием произнесла я в тон ему. Мы подошли к моему дому, не большому, но и не муравейнику (так я называла одноэтажки). Двухэтажный, окрашенный в приглушенный зеленый цвет, с верандой, на которой стояло кресло-качалка, укрытое пледом, - любимое место матери. У входа росли несколько кустов цветов - розы, белые и красные. Мать любила контрасты - не промежуточные цвета типа розового или пастельно-бежевого, а именно яркие: кровавые или кипельно-белые. На заднем дворике возвышалась пара вишневых деревьев, большая и старая ива... Красиво, мило, уютно.

Я подошла к каменному забору и открыла калитку, прошла к самому дому. Парень шел следом, молча. Решил, наверное, что свое черное дело уже сделал, либо понял, что меня не зацепить. У двери я обернулась.

- Красивый дом, уютный... - произнес он оценивающе, как только я открыла рот, чтобы попрощаться. Не хочет расставаться или же пробует новые ходы.

- Да, наш с матерью дом, наша гордость, - ответила я, сняв его пиджак. Плечи тут же обдало холодным ночным ветром, отозвавшись дрожью во всем теле.

Я поправила волосы и снова взглянула на него. Зачем, спрашивается? Сама горю, как мотылек в огне.

- А отец? - аккуратно спросил мужчина. Нетипичный вопрос для начавшегося знакомства.

- Ты про того донора спермы, что пожертвовал парой капель для моего зачатия? - вспылила я, потому что тема была больная, измученная и дико неприятная для меня.

- Ясно... извини, - кажется, искренне расстроился он, глядя на меня чуть иначе, чем до этого.

- Я пойду, поздно уже, - достала я ключи из клатча.

Парень улыбнулся и пошел к калитке, а я вставила ключ в замок.

- Конечно. Спокойной ночи, Ромина, - уже закрывая дверь, услышала я его голос. - Малик.

- Что? - переспросив, выглянула я из проема, не совсем разобрав, что он сказал.

- Меня зовут Малик, - повторил он с улыбкой, чуть повернувшись в сторону дома и положив одну руку на калитку. Я отчего-то смутилась... ведь даже не спросила его имя, глупая.

- Очень приятно, Малик, - прокатила его имя по языку. Оно показалось мне необычным, нетипичным и сексуальным...

Я закрыла дверь и подперла ее спиной, стояла в темноте прихожей, лишь часы на микроволновке ярким пятнышком светились в ночи. Я скинула босоножки и на цыпочках поднялась к себе, закрыла комнату и включила свет, щелкнув пальцами. Автоматика... люблю ее.

Я встала перед зеркалом, рассматривая себя: слегка растрепанная после танцев, губы все еще покрыты блеском. Правильно, я ведь не пила и не целовала никого. Платье идеально облегало фигуру, нескромно указывая на мои плюсы, а минусов у меня попросту не было.

Сняв с плеча клатч, положила его на стол, серьги и цепочку закинула в шкатулку в виде слона в камнях - подарок матери, который она привезла из Египта полгода назад. Стянула платье, оставшись лишь в шелковых маленьких черных трусиках, повернулась спиной, посмотрела на себя... Красивая, спелая, сочная. Мне было всего шестнадцать, выглядела я на все восемнадцать, а если накрасилась бы ярче и надела высокие каблуки, могла взять планку и постарше.

Надела свой домашний черный спортивный топ, короткий, до талии и маленькие, пожалуй, крохотные шортики. "Символические", - как говорила моя мать, смеясь. Мол, проще в трусах ходить, чем напяливать кусочек ткани, почти ничего не прикрывающий. С трудом натянула футбольные гетры в полоску и спустила их гармошкой до лодыжек. Связала волосы в хвост на затылке, взяла айпод, включив музыку на всю громкость, и засунула наушники в ушки. Сам же айпод пристегнула к ремню джинсовых шорт.