Танатотерапия. Практическое применение - [18]

Избыток иньского компонента в социальной реальности принято воспринимать негативно (уступчивость, пассивность, остановка, бездействие, кома…). Так же уступить надвигающемуся покою, остановке привычной творческой активности в кризисе потери творчества – «смертельная» задача для творца, вот почему сам кризис редко им воспринимается как путь развития, качественного изменения собственного Я и возможностей творческой деятельности, заставляя изо всех оставшихся сил (перенапряженных янской суетой) сопротивляться переходу, за которым будет приобретено нечто иное, но для осуществления которого необходима смерть имеющегося.

В танатотерапии основная стратегия помощи направлена на движение к центру иньской составляющей – источнику янской активности, в нем находящемуся, что в итоге приводит к балансировке инь-янской составляющих, осуществляемой самим телом клиента (благодаря сочетанию в его пределах процессов «активизации» и «абсорбции») [3]. Источник янской активности, окруженный «океаном» иньской безмятежности и покоя, оказывается способным проявляться безопасно для человека (не приводя к «отреагированию») в своем концентрированном, мощном ресурсном значении при вступлении в контакт с новой реальностью собственной творческой способности в состоянии критических ее изменений.

В работе с кризисом потери творчества, на наш взгляд целесообразно обращаться к танатотерапии в первую очередь как:

• к практике развития, имеющей прицельное телесное назначение (то есть, здесь работа ведется с телом и через тело).

• Тт: а) обращает внимание практикующего сразу на все его «составные части» – тело, дух, душу и социальную личность (Е.Э. Газарова); б) качественно, с минимальными погрешностями, обеспечивает дифференцирование и различение внутренних событий и состояний («что это», «из какой области», «почему»,

«для чего»); в) создает отличные предпосылки для развития гибкости мышления и повышает пластичность тела; д) снижает гиперконтроль, тормозящий развитие гибкости мышления и стимулирующий ригидность тела.

• к исследовательскому методу Танатотерапия демонстрирует огромные возможности: психическое пространство раскрывает перед нами такие содержания, которые, казалось бы, могут появляться лишь у практикующих «крутые» тибетские или гималайские техники. Такие возможности, которые мы и не ожидали встретить у рядового социализированного человека, и которые далеко не всегда легко встраиваются в «логику жизни». Парадоксальность и разнообразие телесных знаков здесь также велика, предсказуемость и повторяемость их весьма мала. Из общих закономерностей выявлено: чем больше практика в танатотерапии, тем быстрее и глубже психическое и телесное расслабление, а чем быстрее и глубже расслабление, тем умиротвореннее состояние и выше вариативность и гибкость жизненных стратегий и тактик. С приобретенным опытом слой за слоем происходит постижение вглубь не только индивидуального и разных уровней Коллективного бессознательного, но и духовного пространства [11].

Танатотерапия (от греч. thanatos – смерть и therapia – лечение, уход, забота) – система ориентированной на тело психотерапии, затрагивающая область контакта с процессами умирания и смерти (В. Баскаков). Она позволяет моделировать реальную смерть через ее символическое представление (тотальное расслабление, сон, любое завершение/окончание/остановка, оргазм, сумасшествие, объектные/ предметные характеристики тела) [3].

Выделенные Кюблер-Росс Э. [30] пять стадий, которые проходит человек, получив известие о своей неизбежной смерти, на наш взгляд, находят отражение и в стадиях проживания кризиса потери творчества, описанных В.В. Козловым [29]:

Таблица 1

Пример подобного кризиса описан Н.В. Гоголем в повести «Портрет»: Чартков, который «был художник с талантом, пророчившим многое: вспышками и мгновеньями его кисть отзывалась наблюдательностью, соображением, гибким порывом приблизиться более к природе», углубившись в требования заказчиков и необходимость выполнять работы в короткий срок, встретился с тем, что «кисть его хладела и тупела, и он нечувствительно заключился в однообразные, определенные, давно изношенные формы».

«Он схватил кисть и приблизился к холсту. Пот усилия проступил на его лице; весь обратился он в одно желание и загорелся одною мыслию: ему хотелось изобразить отпадшего ангела. Эта идея была более всего согласна с состоянием его души. Но, увы! фигуры его, позы, группы, мысли ложились принужденно и несвязно. Кисть его и воображение слишком уже заключились в одну мерку, и бессильный порыв преступить границы и оковы, им самим на себя наброшенные, уже отзывался неправильностию и ошибкою. Он пренебрег утомительную, длинную лестницу постепенных сведений и первых основных законов будущего великого. Досада его проникла….Но точно ли был у меня таланты – сказал он, наконец, – не обманулся ли я?» И, произнесши эти слова, он подошел к прежним своим произведениям, которые работались когда-то так чисто…. в бедной лачужке на уединенном Васильевском острову, вдали людей»….

«Казалось, как будто разгневанное небо нарочно послало в мир этот ужасный бич, желая отнять у него всю его гармонию. Эта ужасная страсть набросила какой-то страшный колорит на него: вечная желчь присутствовала на лице его. Хула на мир и отрицание изображалось само собой в чертах его»…