Танатос - [25]

— Так зачем же вы пили мою мочу?

— Кейко, — ответил он, — сказала, что кокаин располагает к мазохизму, и я здесь с ней согласен; а вот когда принимаешь экстази, у тебя появляется стремление ко всякого рода садистским проделкам, но также хочется заставить сделать и что-нибудь прекрасное, ну а если принять и то и другое, то лично я теряю нить и уже не понимаю, что в наших играх является садизмом, а что — мазохизмом; к примеру, если ты скрестишь руки за головой и, раздевшись донага, сядешь верхом на стул и расставишь ноги, а я даже не буду дотрагиваться до тебя, то в такой ситуации вряд ли кто-нибудь догадается, кто здесь садо, а кто — мазо; идеал для меня заключался бы в том, что в подобной ситуации не было бы доминирующего партнера, чтобы мы оба были расслаблены, наслаждались, испытывали сильнейшее возбуждение и одновременно глубокую ясность, ты скажешь, что это очень смахивает на апатию… нет, поскольку развитие наших отношений явление более глубокое, это не было бы похоже на обычную апатию.

— Учитель, я очень люблю слушать вас, но вот одна вещь меня беспокоит: я не понимаю, что вы хотите сказать, вы не объяснили, зачем вы пили мою мочу.

— Зато это объясняет тебе, почему я не пью, ибо за поеданием экскрементов скрываются все те же доминирующий и подчиненный, то есть имеет место зависимость; к тому же общественная мораль устанавливает запрет — я всегда считал это глупостью.

— Да, но вы не раз пили мою мочу, это было совсем недавно.

— Именно поэтому я и говорю, что не понимаю; в былые времена, когда садомазохизм не был так распространен, а всяческие ненормальности и кожаные прибамбасы не являлись просто модными аксессуарами, в квартале Маруяма в Сибуйя, напротив «лав-отеля», был бар, называвшийся «Роза Роха». Это по-испански, переводится как «красная роза», а что, я не рассказывал тебе об этом?

— Нет.

— Кокаин делает меня болтливым, а я просто ненавижу повторять то, о чем я уже рассказывал… так я точно не говорил тебе про «Роза Роха»?

— Нет.

— Есть, кстати, такая старая кубинская песня, которая называется «Роза Роха», достаточно известная, кажется, ее еще исполняет Барбарито Диес, у него длинное лицо, как у лошади, но голос феноменальный… Во всяком случае, этот бар не имеет ничего общего с той песенкой. Ну вот, это было, когда садомазохизм еще не вступил в свои права, и в том баре собирались те, кого называли анормальными, это было совсем небольшое помещение, татами на полу, перед входом нужно было снимать обувь… а ты уверена, что я не рассказывал уже эту историю?

— Абсолютно.

— На потолке не было цепей, предназначенных для пыток, это был совершенно обычный бар, на стене висел отрывной календарь, потемневший от табачного дыма, была, разумеется, и пластмассовая фигурка кота — символа счастья, правда пускали туда только своих, «мама», то есть хозяйка заведения, была садисткой, ей было лет тридцать; там собирались мазохисты, тогда их было не так много, как сейчас, а я в те времена еще торговал всякой кустарщиной, вещичками из Африки и Восточной Европы… а как я отыскал этот бар? У меня просто нюх на такие места, я гений в таких делах, эти места распространяют какую-то особую ауру или атмосферу, что ли, причем не важно, на родине или за границей. При входе в бар стояли туфли на непомерно высоком каблуке-шпильке красного цвета, мне тотчас же все стало ясно, и я заплатил десять тысяч иен за членство в этом клубе, тому уже десять лет, а десять тысяч тогда значили примерно столько же, что и сейчас, но мне было все равно, мои дела были неплохи и деньги не составляли особой проблемы. Это был очень странный бар, не то чтобы люди там трахались или расхаживали нагишом, в принципе туда приходили поболтать и послушать истории о мазохистских подвигах, там обсуждали сцену из уж не помню какого фильма, где мочится Тани Наоми, говорили, что конец «Япу» вышел неудачным; я был там моложе всех, я был положительно очарован, убежденные и стопроцентные мазохисты сразу заметили, что я не из их породы, я понял это позже, а хозяйка заведения меня очень полюбила, эта женщина была настоящей живой легендой, впрочем, она была похожа на тебя, Кейко, мне всегда удавалось сходиться с женщинами с садистоидальными наклонностями, ну, не то чтобы сходиться, просто с людьми такого рода мне легче разговаривать, особенно когда им прискучит общество мазохистов, которые полностью от них зависят; эти барышни обожают изливать свою душу таким, как я, которые относятся к ним без всякого жеманства: «Ах, эти мазо такие требовательные», — говорила она мне, а я отвечал: «В конце концов, не вы же выбирали», и она вздыхала: «Да уж, точно». Да, местечко было по-домашнему уютное; раз в год «мама» со своими многочисленными клиентами отбывала на горячие источники, она приглашала и меня, но я отказывался; мне не дает покоя вопрос: почему в Японии даже сексуальные меньшинства не могут обойтись без горячих источников, да что там, даже любители пирсинга и татуировок, в одной тату-студии я как-то увидел такое объявление: «Пансион на горячих источниках принимает любителей татуировки»; помимо постоянных клиентов был там и адвокат, которого звали Куронума, интеллектуал, спокойный как танк; большую часть клиентуры составляли доктора, адвокаты, архитекторы, то есть те, кого называют представителями свободных профессий, но именно Куронума более всего приходился по душе «маме», он действительно был воплощенным спокойствием, под пиджаком у него всегда был либо «Новый Завет», «Венера в мехах» или «Сутра сердца», он уверял, что его самое любимое времяпрепровождение заключается в переписывании сутр.