Танатология — наука о смерти - [28]

Прошло несколько томительных минут. — Простите, доктор, — начал прокурор, — почему вы так пристально смотрите в глаза убитому? — А вы не догадываетесь? Видите ли, некоторые современные ученые Запада в области судебной медицины сделали весьма важное и ценное открытие. Оказывается, по их наблюдениям, что в иных случаях глаза убитых, подобно фотографической пластинке, запечатлевают образ убийцы.

Случается это тогда, когда предсмертный взор жертвы встречается со взглядом убийцы… К сожалению, в данном случае этого, очевидно, не произошло. Зрачок — тусклый, потемневший… да… да ничего, ровно ничего не видно».

Интересно, на какие «научные открытия» ссылался доктор? В 1876 году немецкий физиолог Франц Бол обнаружил в палочках сетчатки лягушки ярко-красный пигмент, позже названный зрительным пурпуром или родопсином. Пигмент этот терял свою окраску под влиянием ярких лучей света, что являлось начальным этапом реакций, которые завершались палочковым зрением.

Особенно большой интерес к изучению родопсина проявила Гейдельбергская лаборатория, руководимая профессором В. Кюне. Кюне понял, что, используя пигмент, который обесцвечивается на свету, можно сделать фотографию с помощью живого глаза. Он назвал этот метод оптографией, а полученные с его помощью снимки — оптограммами.

Одна из первых оптограмм Кюне была получена следующим образом. Белый кролик был фиксирован в положении, при котором голова была обращена к решетчатому окну. После этого животному отсекли голову, вынули глаза, сетчатку фиксировали в растворе квасцов. На следующий день Кюне увидел на сетчатке картину окна с четким рисунком решетки.

В ноябре 1880 года Кюне исследовал сетчатку казненного преступника. Через десять минут после казни он вынул целиком сетчатку из левого глаза и получил четкую оптограмму, напоминающую ступени лестницы.

Однако окончательно определить, что означает полученная оптограмма, Кюне так и не смог.

Открытием Кюне сразу же заинтересовались органы, ведущие борьбу с преступностью. Обер-полицмейстер Берлина Модай приказал исследовать глаза одного из убитых с целью открыть личность убийцы. Исследование было произведено, сетчатка сфотографирована, оптограмма изготовлена, но изображения убийцы на ней не оказалось.

Тем не менее открытием Кюне воспользовались охотники до сенсаций — газетные репортеры. В газетах и журналах разных стран стали появляться сообщения о том, что доказана возможность установления личности убийцы по отпечатку в глазу убитого. Однако все эти сообщения при ближайшем анализе оказались газетными утками. Иногда репортеров вводили в заблуждения и сами следователи, выдавая желаемое за действительное.

Подводя итог столетнему хождению легенды об оптографии, можно с полной уверенностью констатировать, что хотя фотографирование с помощью родопсина в принципе и возможно, но у него нет будущего в области практики. Во-первых, возможно фиксирование сетчатки только очень ярких и контрастных изображений (типа решетки Кюне), но никак не фотографических портретов. А, во-вторых, даже для получения и таких примитивных изображений необходима немедленная после наступления смерти фиксация сетчатки в химических реактивах.

Поэтому основной интерес изучения феномена родопсина заключается в исследовании проблем химии зрения, что никак не может быть связано с вопросами криминалистики.

Литература

Путилин И. Д. Записки. СПб, 1904.

Уолд Дж. Глаз и фотоаппарат. В кн. Восприятие: Механизмы и модели. М., Мир, 1974.

Крылов И. Ф. В мире криминалистики. Л., Изд. Ленинградского университета. 1989.

ГЛАВА VIII Нетленные мощи

Несколько лет назад читатели были потрясены публикацией в «Новом мире» повести С. Каледина «Смиренное кладбище». Впервые в нашей литературе так откровенно была показана повседневная работа могильщиков или, как их застенчиво именуют в официальных документах — подсобных рабочих кладбищ.

Вот отрывок из диалога главного героя повести могильщика Леши Воробья и его напарника студента Миши:

«— Леш, а что с покойником потом делается, в земле?

— Как чего? Лежит себе, следующего ждет.

— А что с ним происходит, с покойником? С телом?

— Лежит себе… Сперва надувается, если не зима и не промерзнет, потом лопается. Через год-полтора, по-разному, от тела зависит и от земли. Суглинок если, так быстро его пучит: земля воду держит, как всё равно в кастрюле. Если песок — еще полежит. Брюхо лопнет — он течь начинает… Несколько лет текет. Вытекает все — сохнет. Быстро сохнет. В землю превращается. Одна кость остается. Лет за восемь целиком сделается. Все чисто. В землю ушел…

— А зачем тогда пятнадцать лет ждать?

— На всякий случай, мало ли что. Бывает, вода почвенная стоит — так он парится, и в землю не идет. Не видел никогда? Увидишь. На той неделе перезахоронка будет. Не обделаешься со страху-то?»

Да, предмет, которого коснулся в своей повести С. Каледин, действительно ужасен, это тайна за семью печатями, которая лишь изредка приоткрывается могильщикам и судебно-медицинским экспертам. Правда, в последние годы, иногда и широкие слои населения сталкиваются с ней. Я имею в виду появляющиеся на телеэкранах документальные съемки производившихся эксгумаций и перезахоронений жертв сталинских репрессий. Настоящим откровением для меня стали кадры работы международной комиссии по исследованию останков польских офицеров, расстрелянных в Катыни (фильм эстонских документалистов «Сталин и Гитлер», демонстрировавшийся в июле 1991 года по российскому телевидению). Комиссия работала через два-три года после захоронения расстрелянных.