Танатологические мотивы в художественной литературе - [13]
Книги М. Шенкао «Основы философской танатологии» (2002) [Шенкао 2002] и «Смерть как социокультурный феномен» (2003) [Шенкао 2003] тоже созданы на основе диссертационного исследования (1999). Автор, опираясь на историко-антропологический подход, дает характеристику различных ментальных представлений о смерти: повседневных, этнических, религиозных, философских, научных. Важное место в книге занимает описание танатологических идей жителей юга России, демонстрирующее возможности региональных исследований в данной сфере.
Указанные работы свидетельствуют не только о включении слова «танатология» в научный обиход, но и о том, что российские исследователи активно проявляют себя в деле систематизации танатологического знания, в проблематизации его предметно-объектной сферы, в определении задач дисциплины.
Об этом говорит и появление специальных статей в справочной литературе гуманитарного профиля, например в «Философском энциклопедическом словаре» (1997), энциклопедии «Культурология. XX век» (1998) и «Проективном философском словаре» (2003). В «Философском энциклопедическом словаре» стандартное[8] определение танатологии как «учения о смерти, ее причинах, механизмах и признаках» дополняется кратким обзором психологических концепций Э. Кюблер-Росс, Р. Кастенбаума и Р. Айзенберга[9]. В качестве основных вопросов учения называются определение сущности смерти, реагирования на нее, траурного поведения, эвтаназии и т. д. [Философский энциклопедический словарь 1997: 447–448]. В других указанных изданиях дается не совсем обычная трактовка термина: «философский опыт описания феномена смерти» [Культурология 1998,1: 245], «одна из главных тем персонологии» [Тульчинский 2003: 392]. Так понятие «танатология» стало обозначать не только саму научную дисциплину, но и объект ее изучения, одновременно упрощая и усложняя ее осмысление.
Развитие российской гуманитарной танатологии сейчас входит в русло «нормальной науки», т. е., как писал историк науки Т. Кун, опирается на «достижения», признанные «определенным научным сообществом» как «основа для его дальнейшей практической деятельности» [Кун 2003: 30]. В. Варава, подводя предварительные итоги этого развития в статье «Современная российская танатология (опыт типологического описания)» (2008), характеризует сложившуюся ситуацию как «танатологический ренессанс» [Варава 2008: 61]. Он выделяет несколько направлений в отечественной танатологии: исследования в сфере эмпирической танатологии (А. Гуревич, Ю. Лотман, Ю. Смирнов, П. Калиновский, И. Вишев и др.), исследования философских аспектов смерти (М. Мамардашвили, П. Гайденко, П. Гуревич, В. Рабинович, А. Демичев, М. Уваров и др.), исследования, ориентированные на англо-американскую танатологию (Институт танатотерапии в Москве), исследования в области истории русской философии (В. Сабиров, О. Пугачев, К. Исупов и др.), художественную и эзотерическую литературу (Ю. Мамлеев, Л. Петрушевская, А. Проханов и др.)[10].
Таким образом, современная гуманитарная танатология предстает вполне устоявшейся междисциплинарной областью научных исследований, решающей большое количество задач, связанных с осмыслением сущности смерти, ее причин и механизмов, изучением исторических и современных стратегий ее понимания. Уровень развития данной дисциплины в США, Европе и России отличается в силу накопленного исследовательского и практического опыта и, вероятно, вследствие национальной специфики, той или иной картины мира.
Период «нормальной науки» должен отличаться относительной ясностью таких эпистемологических компонентов дисциплины, как ее объект изучения, структура и задачи. Эти компоненты никогда не бывают абсолютными, даже в устоявшейся науке, но необходимо хотя бы дать им рабочие определения.
Начнем с объекта изучения. На первый взгляд все просто: танатология изучает смерть, ее сущность, механизмы и признаки. Вместе с тем даже естественные науки до сих пор спорят, что такое смерть: остановка сердца, гибель мозга или что-то еще[11]. Естествоиспытателям в этом отношении легче: им достаточно договориться, при каких обстоятельствах (показателях) можно констатировать факт смерти. Гуманитарная танатология в большем замешательстве: она не может просто констатировать факт смерти через объяснение физических или биологических обстоятельств; ей присуща стратегия понимания, а следовательно, рефлексия и сопереживание. И тогда смерть предстает тайной, недоступной для человеческого познания. Р. Кастенбаум и Р. Айзенберг отмечают: «Даже высоко дисциплинированный разум может споткнуться при встрече (прямой или опосредованной) со смертью. Никакие ученые степени и профессиональные сертификаты в мире не гарантируют, что мы сможем размышлять о смерти открыто, тактично и бесстрастно» [Kastenbaum 1972: IX].
К. Исупов в статье «Русская философская танатология» смотрит на проблему объекта гуманитарной танатологии радикальным образом: «…Танатология – это наука без объекта и без специального языка описания; ее терминологический антураж лишен направленной спецификации: слово о смерти есть слово о жизни, выводы строятся вне первоначального логоса проблемы, – в плане виталистского умозаключения, в контексте неизбываемой жизненности. Смерть не имеет собственного бытийного содержания. Она живет в истории мысли как квазиобъектный фантом, существенный в бытии, но бытийной сущностью не обладающий. Танатология молчаливо разделила участь математики или утопии, чьи “объекты” – суть реальность их описания, а не описываемая реальность» [Исупов 1994: 106].
Пища всегда была нашей естественной и неизбежной потребностью, но отношение к ней менялось с изменением социальных условий. Красноречивым свидетельством этого является тот огромный интерес к разнообразным продуктам питания, к их природе и свойствам, который проявляет сегодня каждый из нас. Только, достигнув высокого уровня жизни и культуры, человек, свободный от проблемы — где и как добыть пищу, имеет возможность выбирать из огромного ассортимента высококачественных продуктов то, что отвечает его вкусу, что полезнее и нужнее ему, и не только выбирать, но и руководить своим питанием, строить его сообразно требованиям науки о питании и запросам собственного организма.
Курс по скорочтению рассчитан на четыре недели. Имея дело с чтением, наиболее важным является наслаждение им. Не важно, что вы читаете: техническую литературу, детские книжки, романы или статьи в журналах, наслаждение – самый важный компонент эффективного чтения. Расслабьтесь, позвольте интересу завладеть вами... .
В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.