Тамплиеры. Книга 2. След варана - [56]

Быстрее всего проявили себя талисманы, названные Ворон и Богомол. Первый показал Гуго де Пейену такие дали, что он поверил в достоверность найденных раньше карт. Второй — Богомол — сделал невидимым взявшего его Аршамбо.

Жоффруа Бизо утверждал, что со Львом ему легче сражаться. А своей отвагой он заражал других. С Пэйном де Мондидье и Роланом они успешно атаковали эскорт сарацинов из двадцати человек.

Когда же очередь дошла до талисмана Кролик, то чуть не случился скандал. Невинную на вид зверушку положил в карман Гундомар. И тут убеленный сединой рыцарь вдруг стал объектом женского поклонения. Что девицы и дамы! Стражник на дворцовых воротах вдруг прошептал благопристойному старцу, что тот очень мил и красив. После этого Великий Магистр от греха подальше отнес Кролика обратно в ларец, навсегда запретив братьям прикасаться к нему.

Но не все было так радужно. В марте 1120 года тамплиеров постигла беда. За две недели погиб один и тяжело покалечился другой оруженосец. Гюстав сорвался с обрыва Кедрона, Жозеф упал с коня. Первый погиб мгновенно, второй, оправившись, больше не мог ходить. Вся горечь была в том, что оруженосцы были опытными бойцами и служили при Храме Соломона с первых дней. По Гюставу служили заупокойные молитвы и раздавали милостыню за спасение его души. Жозеф так и остался на попечение Храма, читая за трапезой Жития святых.

Наступило лето, и в день апостолов Петра и Павла к Гуго де Пейену в слезах пришел Жоашем — тот самый сын ростовщика, что в пятнадцать лет сбежал из дома. За эти годы романтизм прошел, и Жоашем оставался при Ролане скорее из привычки. Денег ему не платили — оруженосцы работали за хлеб и кровать. Потому Жоашем время от времени впадал в ропот и подумывал перейти на службу к мирянам. Вынужденный жить с тамплиерами как монах, сквайр тянулся к обычным человеческим страстям.

— Великий Магистр, сеньор, я должен покаяться Вам.

— Ты согрешил, Жоашем? Почему не идешь в церковь?

— Мы же давали клятву. Примите исповедь, сеньор, иначе гореть мне в геенне.

— Ну, говори, Жоашем, все равно я узнаю правду.

— Те несчастные братья, Гюстав и Жозеф. Я играл с ними в кости.

— Играл в кости? Зачем? Ты не знаешь, как азарт развращает душу и отстраняет от молитвы ум. Вы играли на деньги?

— Да.

— Это провинность, Жоашем. Что еще?

— Они меня обыграли. На целых девять денье — все мои сбережения. Тогда я в сердцах крикнул: «Чтоб вас переломало, собаки». А потом так и случилось, сеньор.

— Ты проклял своих братьев, это тяжких грех, Жоашем.

— Это не я, сеньор. Верней, я всегда ругаюсь, но это его колдовство! После несчастий с братьями я вообще перестал носить его на теле! — трясущимися руками оруженосец полез в перекинутую через плечо сумку, извлек замотанную в тряпку вещицу и вытряхнул на стол.

На грубо обтесанную доску упал серебристый Варан.

— Он будто укусил меня, когда я кричал на ребят.

— Что-то подобное было раньше?

— Нет, никогда. Я таскал эту железяку полгода и только мучился от тошноты.

Оруженосец был прав. Гуго вспомнил, что еще в конце лета Варана отдали на хранение Жоашему. Ни сам Гуго, ни Рыжий Альбен, носившие Варана до оруженосца, так и не разгадали его смысл.

— Исповедайся священнику в зложелательстве и азартных играх. Про артефакт не говори ничего. Наши тайны не стоит выносить за стены братства. Имя Гюстава внеси в свой поминальник и до смерти за него молись. И смиряйся, друг мой, трудись до кровавого пота в оставлении страстей. Нет в этом мире ничего важнее спасения.

Отпустив оруженосца замаливать грехи, Гуго осторожно взял фигурку и отнес в зиккурат подземелья. Признаться, Варан по-прежнему пугал его.

Странно, но столь похожая на Варана ящерка имела совсем другие свойства. Сработала она не сразу, а почти через год, когда носивший её Пэйен де Мондидье попал в серьезную передрягу. Возвращаясь из Рамлы, он с обоими Годфруа попал в засаду в полутора лье от Иерусалима. Мощный удар копья выбил Пэйена из седла. После короткого, но яростного боя сарацины бросились в густые кусты, где ловить их было также трудно, как зайцев. Годфруа де Сент-Омер спешился и подбежал к Пэйену. Удивительно, но распростертый на земле рыцарь был даже не ранен. Копье, пробившее кольца кольчуги нанесло разве что кровоподтек. Но, главное, как вспомнил рыцарь, от Ящерки на шнурке в момент удара закололо грудь. Похоже, фигурка сохраняла жизнь. Позже, все смелее экспериментируя с артефактом, Пэйен вступал в бой в одной рубахе, лишь покрикивая от ударов стрел и мечей. С какой-то развеселой, лихой отвагой он выезжал к Иерихону, все еще бывшему в руках мусульман, или охотился на львов в одиночку. Под стенами Иерихона было сделано еще одно важное открытие — владелец Ящерки не страдал от огня. Можно было ходить по углям или брать в кузне раскаленные заготовки рукой — на коже даже не оставалось ожога. За это сам Пэйен предложил окрестить Ящерку Саламандрой — восточным духом огня, живущим в кострах.

Саламандра, как и Лев, и Орел, принесла немало пользы. Что не скажешь о Фениксе, Лягушке или Дельфине. Значение их и большей части других талисманов оставалось пока загадкой.