Недобрый XI век расколол Европу как удар топора. Пропасть, разделившая Восточную и Западную её части, оказалась глубже и непреодолимее всех границ. А распри — непримиримее и жестче.
Движимый жаждой власти римский папа Лев IX отказался подчиняться патриарху. Неслыханный бунтарский шаг. Доселе неделимый христианский мир распался на Католическую и Православную Церкви, а византийский патриарх и римский папа предали анафеме друг друга.
Но это была не единственная беда Византии. Как прожорливая саранча, с Востока напирали турки-сельджуки. И вот уже земли по ту сторону Босфора покрылись пылью от копыт лошадей — турки не любили жеребцов и ездили на послушных кобылах. Колыбель христианства, сказочно богатая древняя Анатолия отныне стала турецкой землей.
Отчаявшийся византийский император Алексий I не нашел другого выхода, как просить помощи у западных братьев. Но безопаснее было поручить лисам стеречь цыплят, Дон Жуана сторожить гарем, а медведям — охранять ульи. Увы, на бывшие земли восточных христиан римский папа имел свои виды. Понтифик Урбан II благословил поход на Восток, который позже нарекли Первым Крестовым. Поход против мусульман, захвативших святые для христиан земли.
Как крошечные ручейки стекаются в одну бурную реку, так из разношерстных толп слилась неуправляемая орда, где каждый был сам себе начальником и командиром. Суровые скандинавы-норманны, французы и фламандцы, расчетливые генуэзцы и веселые итальянцы. Как волки на запах добычи и крови, из лесов вышли полудикие германские племена. Благородные рыцари на роскошных конях и темная беднота в лохмотьях, простолюдины-тафюры, вооруженные монахи и каторжане, ремесленники и крестьяне, старики и юнцы, жены с детьми, монахини и проститутки, девицы целомудренные и потерявшие честь — всех роднило одно — нашитые на одежду кресты и фанатичная вера. Кто-то шел вслед за епископом или вассалом, кто-то за «божественно озаренным гусем», кто-то за бродягой Пустынником Пьером. Немало было и таких, что шли за его, Пьера, старым тощим ослом. Кстати, вьючную скотину тоже объявили святой. Шли к горнему граду Иерусалиму, отмеченному на любой карте, как желанный центр Земли.
Толкаясь и ссорясь между собой, наперегонки, разрозненные толпы крестоносцев двинулись на юго-восток. Ох, досталось тогда и самой матушке-Европе! Сотни тысяч ног сровняли с землей пашни, посевы, деревни. Несчастный Белград разграбили и сожгли, как разоряли городки поменьше. А в местечке Сэмлин из-за пары сапог крестоносцы передрались между собой. Четыре тысячи человек с нашитыми на плечах крестами вперемешку с жителями городка остались лежать — бесславно и глупо, так и не увидев, как встает солнце по ту сторону Босфора.
Босфор первыми пересек отряд бедноты во главе с красноречивым Пустынником Пьером и бедным, как церковная мышь, рыцарем Безгрошовым Вальтером. В дешевых башмаках, а то и босиком, на телегах, груженных хламом и плачущими малышами, с кольями и крестами, ржавыми тупыми мечами и пальмовыми ветвями в руках. Голодные, оборванные, с диким блеском в глазах, жаждущие подвигов и наживы. Сколько было их? Знает только Всевышний. Может, тридцать тысяч, а может быть — триста. Напрасно усмирял их Пьер и призывал к порядку. Толпа бросилась истязать местных жителей, насиловать и грабить. Детей рубили на части, стариков душили и развешивали на ветвях на манер убранства рождественских елок, женщинам отсекали грудь и вырезали чрева. Если бы вы оказались там, то оглохли бы от криков и плача. Но, похоже, молитвы несчастных оказались сильней, и Небеса вмешались. Вся оголтелая, пьяная от крови и вина армия бедноты попала вскоре в ловушку. Сельджуки подстерегли их в ущелье и расстреляли из луков. Один только рыцарь Безгрошовый Вальтер поймал своей грудью семь стрел — острых, как шипы акаций. А те, кто избежали стрелы, наткнулись на кривые сабли и копья.
Сколько погибло их? Знает только Всевышний. И храбрый Реджинальд Бройс, и добрый Фалькер де Орьенс — из трупов армии бедноты свалили холм. Нет, не холм, а высокую гору. Смрад от гниющих тел чувствовался за километры. Нищие пилигримы и при жизни не очень-то приятно пахли, теперь же вблизи их тел можно было потерять рассудок. Говорят, во всей Анатолии самые жирные шакалы и грифы с тех пор встречаются именно там, в «долине Дракона» между Циботусом и Никеей.
Еще печальнее оказалась судьба германцев. Их не спасли ни амулеты, ни дикий разбойничий нрав. На пути трехтысячного отряда германцев оказалась крепость Ксеригордон — легкая с виду добыча. Легкая, как червячок на крючке для подплывшей голодной рыбы. И германцы проглотили наживку. Они без труда перебили турецкий гарнизон и накрепко заперлись изнутри. Но вот беда, все колодцы остались снаружи — там, куда стянулись турецкие войска. Под нещадным азиатским солнцем крестоносцы неделю пили кровь из вен своих лошадей и жижу из канализационных сливов. В обмен на воду и жизнь германцам предложили сдаться. Те подумали — и согласились.
Все германское войско отреклось от Христа, сдалось и приняло мусульманство, а затем с позором окончило свой путь на турецких невольничьих рынках.
