Тампа (ЛП) - [10]
«Погоди», — сказала я. — «У меня возникла мысль». Я подошла к своему столу и вытащила из него свою сумочку и салфетки. «Так вот: то что сейчас у меня на губах — называется фуксия. Это оттенок темно-розового». — Сказав это, я стерла помаду с губ и достала из сумочки «фуксию» и два других тюбика. «Ну, готов?» — он кивнул с неожиданным оживлением: впереди намечалась игра.
Я встретилась с ним глазами. «Смотри на мои губы», — инструктировала я его. Я нанесла красную помаду на губы и несколько раз сжала их. Его руки переместились со стола на колени. «Какая тебе понравилась больше — эта или та, что была раньше?»
Он улыбнулся и чуть-чуть пожал плечами. — «Обе понравились».
«Давай тогда попробуем третий вариант». — Я подмигнула и стерла красную помаду с чрезмерной манерностью, использовав куда больше салфеток чем необходимо, будто я перепачкалась за обедом. Мне нравилось то, как поглощено мной его внимание. «Последняя у нас — коралл». — Я нанесла помаду на губы, сжала их и разомкнула с игривым чмоком. — «Ну и какая тебе понравилась больше?»
«Они все выглядят отлично». — Его глаза, не отрываясь, смотрели на мой рот, он говорил, словно загипнотизированный.
«Джек», — я наклонилась к нему, — «Ты не можешь всю жизнь стесняться выражать свое мнение. Скажи прямо сейчас, прими решение, какую помаду мне нужно использовать каждый день моей жизни: фуксию или коралловую? Это твое решение и тебе необходимо выбрать. Какая же?»
Он сглотнул. — «Красная — ничего».
«Великолепно». — Улыбнувшись, я сгребла два других тюбика и, пройдя через класс, выбросила их в мусорную урну, один за другим. — «Я ценю твое мнение». Я подняла на него взгляд и увидела что его рот приоткрыт, в безмолвии силясь выразить что-то непроизносимое, застрявшее между его губ. Вдалеке раздался звук обеденного звонка. «Иди сюда», — позвала я. — «Давай я напишу тебе записку для дежурного в кафетерии».
Сев за стол, я набросала несколько строк, затем подула на бумагу, размахивая ей, чтобы подсушить чернила. «Вот, это тебе», — сказала я. Когда он подходил, каждый звук шагов его кроссовок по полу создавал волшебное эхо в пустой комнате. Когда он оказался рядом, я поглядела на него самым бесстыдным взглядом, гадая, отведет ли он глаза. Он не отвел.
Прежде чем отдать записку, я снова подняла ладонь. — «Дай пять, дружище». Он снова приложил свою руку к моей. Но в этот раз я надавила рукой вперед, и наши пальцы переплелись. В его взгляде продолжал читаться немой вопрос, но он ничего не говорил и не отнимал руку. «Приятных выходных», — наконец сказала я. Я сжала его руку напоследок и отпустила. До поры.
У Форда впереди предстояла ночь за покерным столом, и это было отличным прикрытием для моей первой вылазки. Каждую среду его коллеги по работе собирались у него для игры. Даже теперь, когда я попривыкла к этому, вид восьми припаркованных у дома полицейских машин вызывал у меня мгновенное головокружение, а несколько месяцев назад я чуть не въехала в пожарный гидрант, когда передо мной предстало это зрелище. Первой мыслью было, что полиция внезапно обнаружила мою историю поиска в интернете, или кто-то написал донос, возможно из-за одного из тех случаев нескромных прикосновений в школьном коридоре, которые я пыталась выдать за неуклюжесть. На минуту у меня даже проскочило невероятное предположение, что полиция как-то прослушала мои мысли.
Сигаретного дыма было достаточно, чтобы заставить меня чувствовать себя не в своей тарелке. Через раздвижную дверь он казался вторым слоем сетки. Форд любил пошутить, что это облако заставляет комаров держаться подальше. Я находила этот запах вульгарным и отвратительным. Это занятие делало Форда еще более древним в моих глазах, как будто он курил прах самого себя, кремированного в будущем. Насколько же противоположен ему запах на губах мальчиков: сладчайшая смесь плохого и хорошего: жевательная резинка, леденцы «Red Hots», сироп «Кола», запрелый сон, резинки для брекетов, иногда сигареты, которые оставляют запах скорее мха, чем табака.
Я проскользнула на задний двор через приоткрытую дверь, театрально, разодетая в свое самое лучшее. Я открыла для себя, что чем больше приятного я делаю для Форда публично, тем меньше мне приходится делать для него лично. «Привет, ребята», — окликнула я компанию. Они все расплылись в слишком широких улыбках, чему причиной был алкоголь, делающий их лицевые мышцы чересчур подвижными. — «Я собираюсь залететь в спортзал на чуточку, Фордси».
«Возьми и мою жену с собой, а?» — отозвался Билл, напарник Форда. В прошлом году на мероприятии по сбору средств для полиции города он, нажравшись в стельку, положил мне руку на зад, незадолго до того, как его вырвало прямо за пультом диджея. — «Ее единственное упражнение — вставлять в пульт батарейки». Мужчины усмехнулись в свои кружки, оружие позвякивало вокруг талий и грудей, сверкая в свете заходящего солнца. «Направила бы ты ее усилия на тренажер, что ли», — продолжил он. Я закрыла дверь и помахала на прощание Форду, который сделал вид, что разглядывает вслед мою задницу. По этой самой причине он и женился на мне, и именно поэтому я могла чувствовать себя лучшей женой для него, чем любая другая женщина, которая могла бы его действительно полюбить; любовь заставляет людей думать, что они живут в согласии, и поэтому они начинают расслабляться и нарушать правила, как жена Билла. Для меня очертания нашего брачного контракта были куда более ясными, чем для большинства других женщин: Форду хотелось, чтобы я была в форме, хорошо выглядела перед его друзьями, что в свою очередь позволяло хорошо выглядеть ему.
Марлен уже не помнила, какие у матери руки. Отец был посимпатичнее, как медведь — безучастный ко всему. Но стоило подойти к можжевельнику… И… И зачем убивать сына библией?..Входит в антологию «Мать извела меня, папа сожрал меня / Папа сожрал меня, мать извела меня», 2010 г.
«Созданы для любви» – одновременно абсурдное, сумасшедшее, непристойное и ослепительно проницательное рассуждение о семье, абьюзе и борьбе за собственное «я». Эта история начинается с побега Хейзел от эксцентричного и помешанного на гиперопеке мужа. Гений-мультимиллионер, основатель гигантской техноимперии, больше десяти лет изолировал жену от общества, контролируя каждое ее движение. Но когда он задумал вживить в мозг Хейзел чип, отслеживающий мысли и чувства, девушка решает вырваться из золотой клетки. Она перебирается в трейлер к своему отцу и его силиконовой компаньонке Диане.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.