Тамерлан - [16]

Что же касается предположения о «дурной» наследственности Тамерлана (базирующейся, вероятно, на факте сумасшествия Мираншаха) – не проще ли объяснить жестокое, даже если оно и было таковым, обращение с людьми сыновей и внуков великого завоевателя не генетической патологией, а элементарной распущенностью и безнаказанностью отпрысков знатного родителя, избалованных не заслуженным лично успехом чад? Разве подобное явление – редкость в мировой истории или повседневной жизни многих наших современников?.. Ведь ни у кого из детей полководца, в отличие от него самого, не было необходимости собственным «горбом» зарабатывать свое положение. И власть, и слава достались им от их отца, безусловно, великого человека. Так это или нет, знают, к сожалению, только Тимур и его потомки. Нам остается лишь предполагать. Кстати говоря, Шахрух был явно не единственным исключением из череды «жестокосердных» наследников Тамерлана. Внук императора Улугбек, безусловно выдающийся правитель и достойный человек, вообще заслуживает отдельного разговора.

А боль?.. Да. Великий эмир чувствовал боль. Он чувствовал ее почти постоянно. За долгие годы она стала частью его существа. Он так свыкся с нею, что уже не мог представить свою жизнь вне ее. Она терзала его днем, терзала ночью, терзала во сне, терзала наяву. И совсем не в давней ране, сделавшей его хромцом, было дело. Эта рана, беспрестанно кровоточащая рана его души, была получена в самой тяжелой, самой опасной и самой безнадежной битве, имя которой – человеческая жизнь. И чем больше проходило времени, чем больших высот достигал Великий эмир, тем мучительней и болезненней она становилась. Изо дня в день, из года в год в сознании Тимура крепло понимание того, что все его завоевания, все то, чего он добился, ровным счетом ничего не стоит. И что эта жизнь будет единственной битвой, в которой он никогда не сможет победить. Возможно, тесные отношения с опальными философами, а может, нечто иное, порожденное его собственной душой, посеяло горькие зерна этого тяжкого понимания, которые, пустив глубокие крепкие корни в сознании полководца, из года в год стали давать все более обильный урожай. Слышал ли Тимур о Сократе, о других великих мыслителях древности, которые всю свою жизнь пытались постичь тайну человеческого бытия, но постигли только то, что жизнь – это лишь пыль на дороге? Один порыв ветра – и ничего не осталось… Конечно, слышал. Путешественники, дервиши, факиры, ученые мужи со всех концов земли приходили к эмиру и говорили с ним о вещах, для многих недоступных. И Тимур втайне завидовал Чингисхану, которого не прельщали подобные встречи, не мучили подобные вопросы, не терзали подобные сомнения. А может быть, терзали?..

Тимур знал, какие слухи ходят о нем по миру. Они были порождением человеческого страха, который почти всегда возникает у слабого перед сильным, не более того. И, порой, играли ему на руку. Поэтому он не намеревался бороться с ними, хотя подобное положение вещей его и не радовало. Всю свою жизнь Тимур провел на острие меча. Тот, кто думает, что такой груз ответственности, какой лежал на плечах эмира, – легкая ноша, – ничего не знает о жизни. «Надевая на себя царский плащ, я тем самым отказался от покоя, какой вкушают на лоне бездействия, – говорит Тамерлан в своих «Уложениях». – Я знал состояние народа… состояние населения каждой отдельной области, – продолжает он, – Я смотрел на знатных – как на братьев, а на простых людей – как на детей. Умел приноровиться к нравам и характеру жителей каждой области и каждого города… Милосердие также имело место в моем сердце… Я всегда с уважением относился к солдатам, сражались ли они за, или против меня. Да и не обязаны ли мы признательностью людям, которые жертвуют продолжительным счастьем приходящим благам? Они бросаются в бой и не щадят свою жизнь среди случайностей… Я никогда не поддавался мстительности. Я предоставлял своих врагов правосудию Повелителя Вселенной… Добрым я воздавал добром, злых предоставлял своей участи… Открытое лицо, милосердие и доброта доставляли мне любовь народа Божия; я, друг правосудия, приходил в ужас от притеснений и жестокости…»

Был ли он зверем на самом деле?.. Иногда Тимур задавал себе этот вопрос. Разве зрелище пыток и казней доставляло ему удовольствие?.. Разве, когда по его приказу плененному врагу во время допроса лили на голову кипящее масло, ему нравились душераздирающие вопли несчастной жертвы или ему хотелось на это смотреть?.. Нет, но он был солдатом на войне. А так поступали все, кого он знал. Так поступал великий Чингис, так поступал его отец, так стал поступать и он сам. Да, он был строг, а порой и беспощаден. Но он был воином. И не мог иначе. Он творил зло во имя добра. Или того, что считал добром. Да и что такое, на самом деле, зло и добро? И кто он такой, чтобы судить об этом? Про то одному Аллаху ведомо…

Трудно ли представить, что подобные размышления беспокоили разум Великого эмира? К примеру, дивными вечерами, когда нещадная дневная жара сменялась спасительной прохладой, когда мириады ярких звезд высыпали на небе и освещали землю призрачным светом, а из отдаленных оазисов веяли тонкие ароматы цветущих растений… Когда завороженный и очарованный человек начинал чувствовать себя ничтожным и мелким в сравнении с небесным и земным величием, с безраздельным могуществом Всевышнего… Пожалуй, нет. Близкое общение с учеными, интерес к философии, несмотря даже на то, что она была вне закона, практически гарантируют это. Что же до отношения к людям вообще – как уже было сказано выше – Тимур ценил людей и умел дорожить ими, и сейчас неважно даже, что причиной этого были не высокие душевные порывы, а элементарная корысть, о чем он сам откровенно говорит в своих «Уложениях». Он берег их жизнь для того, чтобы они берегли его власть. Вполне взаимовыгодный обмен… Многие из первых примкнувших к нему воинов были выходцами из простого народа, птенцами, вскормленными в гнезде Тимуровом. И если бы по отношению к кому-нибудь из них когда-то он проявил незаслуженную жестокость или повел себя с ними несправедливо, возможно, на месте эмира сидел бы не Тамерлан, а кто-то другой. Тимур всегда помнил об этом. Как и о том, что сегодняшний враг может стать завтрашним другом. И наоборот. «Полный внимания и осторожности к своим врагам и друзьям, я держался мудрой политики переносить терпеливо их речи и поступки… Опыт, который я вынес из превратностей судьбы, научил меня, как нужно поступать с друзьями и с врагами». Если эти тексты действительно надиктованы Великим эмиром, нет повода не верить его словам.