Женщины быстрее мужчин свыкаются с постигшим их горем. Очевидно, так же происходит и в птичьем мире. На другой день жены Тамерлана выпорхнули из шатра, ничуть не смущаясь, словно не их ощипали. Кажется, им даже нравились изменения в их наряде - во всяком случае, расхаживали они довольно вызывающе.
На третий день я и мой водитель Тристан заметили: Тамерлан не выходил из курятника. Насилу выгнал Тристан Тамерлана во двор. И тут произошло чудо: жены даже не взглянули на своего владыку. Сам Тамерлан не прикоснулся ни к корму, ни к воде. Как только Тристан отошел от дверей курятника, Тамерлан тотчас же пулей ворвался туда и замер в темном уголке. Я заглянул в курятник, и мне показалось, что Тамерлан рыдал.
- Что с ним? - спросил Тристан.
- Стесняется дам!
- Да ну! - взмахнул рукой Тристан.
- Говорю тебе, стесняется или же оскорблен.
- Два дня уже прошло, а он все еще помнит? В конце концов, петух он, и только!
- Видно, помнит. Знаешь, есть среди них такие гордецы...
Гордость Тамерлана превзошла даже мои ожидания. Пять дней он не покидал курятника. На шестое утро, когда я поливал во дворе помидоры, подбежал мой маленький внук Леван и выпалил:
- Дедуля, Тамерлан умирает!
У малыша дрожал подбородок и по щекам текли слезы.
Я направился к курятнику. Тамерлан лежал на полу с остекленелыми глазами, дрожал и... ждал.
- Помоги ему, дедуля! - взмолился Леванчик.
- Ладно. Ты пойди поиграй, я помогу ему.
...Тамерлан лежал и ждал.
Не удивляйтесь: в глазах у Тамерлана я не увидел ни просьбы, ни упрека, ни проклятий - одно лишь ожидание желанной смерти.
14 июля года 1982-го в 6 часов пополудни Тамерлан преставился.
...Трехсоттысячное войско провожало в последний путь, в Самарканд, скончавшегося внезапно своего солнцеподобного эмира.
Тысяча спешившихся конников в глубоком трауре вела под уздцы расседланных рысаков, покрытых пурпурными шелковыми попонами. Триста босых жен с разодранными в кровь щеками и грудью, облаченных в белые саваны, оплакивали последний путь владыки. Из них двенадцать любимейших, став на колени, следовали за обвитым золотой парчой серебряным гробом, покоившимся на плечах двенадцати чернокожих рабов, - этим двенадцати избранницам предстояло быть заживо похороненными вместе с Тамерланом...
Так гласит летопись.
Не верьте ей!
Не было никакого трехсоттысячного войска, никаких трехсот жен с разодранными в кровь щеками и грудью. И серебряного гроба, обвитого золотой парчой, не было тоже.
Под грабовой поленницей похоронили я и Тристан завернутого в газету и целлофановый мешок кровавого тирана. И ни у одной из его жен не было в мыслях последовать в могилу за своим повелителем. Какое там - в могилу! Ци-Ци-Ли даже позволила себе заявить во всеуслышание:
- А он для меня давно уже был мертвецом...
- Замолчи, несчастная, не гневи бога! - зашикала на болтунью Ци-Ци-Ли набожная Яна Курица. Вот и все. Остальные и не взглянули на могилу.
Но вот о чем следует сказать: не знаю, то ли от угрызения совести как-никак, а он был им мужем, - то ли по случайному совпадению, то ли еще по какой причине, - в день похорон Тамерлана ни одна из его вдов не снесла яйца.
