Тамбур - [5]

— Тем лучше. — Он уже отошел к двери и теперь отыскивал пальто среди груды одежды, наваленной в кресле. Когда они встречались — обычно раз в месяц, то раздевались очень порывисто. — Я буду за тебя спокоен.

— Какой же ты…

— Негодяй? — Он насмешливо взглянул на женщину, и ей показалось, что это худший момент этого вечера, хотя вечер и сам по себе был достаточно плох. А может быть, худший момент всей ее жизни. В его взгляде не было раскаяния. Не было нерешительности, которая хоть на миг овладевает любым мужчиной, когда он бросает женщину. Она ощутила себя чем-то, что использовали и бросили. Именно чем-то, даже не кем-то. И сжалась в комок на постели.

— А ты — добродетельная? — Он спокойно отряхивал смятое пальто — Знаешь, мы друг друга стоим.

Ты отбивала мужа у жены. А я изменял и ей, и тебе.

— И твоей Маше… — еле слышно пробормотала женщина, ловя его взгляд. — Не сбрасывай ее со счетов!

— Кстати, о счетах, — тот обернулся, стоя в дверях. — Долг я верну.

— Можешь не торопиться.

— Какие мы сильные! — усмехнулся он и вышел.

Через секунду Татьяна услышала, как захлопнулась входная дверь. Она вскочила и босиком перебежала по ледяному полу к окну, прижалась к стеклу. Вот он — вышел, плотнее подтянул шарф, открыл дверцу машины, сел… Уехал.

— Дима… — пробормотала она и провела по губам пальцами, будто стирая это имя, поморщилась, закрыла глаза. Поверить в то, что случилось, она так и не успела.

Вернуться из командировки… Назначить свидание…

Твой любовник, тот, о ком втайне думаешь, как о возможном муже… Вино и свечи. Он принес розы — вон они лежат на столе, даже неразвернутые. Смятая постель. И эта девушка, застывшая на пороге комнаты с медленно гаснущей улыбкой на губах. По этой улыбке Татьяна сразу поняла, что она его любит. А после десяти минут бессвязных переговоров — Дима молчал — поняла и все остальное. Та — его любовница. И она даже не знала о том, что Дима женат. Он сказал, что не имеет возможности встречаться с ней на своей квартире и потому специально для нее, для Маши, снял эту. Для встреч.

…Ее квартиру! И дал ключи, которые она однажды дала ему… Снял дубликаты… И эта девчонка стояла в спальне Татьяны, с ключами в руке… Потом уронила ключи и стала стаскивать зубами перчатки, не сводя глаз с любовников, замерших на постели. Одна перчатка упала на пол, потом другая. Девчонка зачем то сказала: «Метель поднимается…»

У нее были пустые от ужаса глаза.

— Перчатки…

Татьяна осмотрелась и увидела на полу два сморщенных кожаных комочка. С ненавистью их схватила и, распахнув окно, разом захлебнувшись холодом, вышвырнула на улицу. Морозный воздух освежил ее разгоряченное лицо, и она с минуту стояла, глядя вниз, в узкий переулок, где металась снежная пыль под светом фонаря.

Машины, конечно, не было. Он не вернулся и не вернется. Вообще никого и ничего там не было. Прошел только какой-то мужчина, худощавый, кажется, молодой. Татьяна проводила его взглядом и закрыла створку окна.

Спать не хотелось. Ничего не хотелось. Она взглянула на часы — заполночь. Прошлась по комнате, кутаясь в простыню и сжимая заледеневшие локти. Остановилась, подняла ключи. Подумала, что не мешает сменить замки. Если были дубликаты…

Она старалась думать о чем угодно, только не о Диме.

Только не сейчас. Потом'. Сейчас — о чем-то другом.

Хотя бы о том молодом человеке, который мелькнул внизу, на заснеженной улице.

Он так неторопливо шел, хотя в такую метель любой прохожий торопится. Нечего наслаждаться прогулкой.

А еще, если учесть, что на нем был…

Татьяна вдруг улыбнулась, хотя минуту назад не могла бы поверить, что способна улыбаться.

На нем ведь был только легкий костюм. Или ей показалось? Нет, она разглядела — ни куртки, ни пальто.

А между тем он шел спокойно, как будто прогуливался жарким летом где-нибудь на приморском курорте. Одной рукой он что-то прижимал к груди. Другая…

Другая была странно вытянута в сторону — как будто он вымочил ее в чем-то и теперь пытался обсушить на ветру. Испачкал и не желал вдыхать неприятный запах…

«А какое мне до него дело?»

Женщина присела на постель, машинально разгладила смятые простыни. Попыталась вспомнить лицо той девушки. И не смогла. Потом заставила себя переключиться на молодого человека в легком костюме. Узнала бы она его при встрече?

«Думать о чем-то постороннем. Не о Диме».

«А он? Его лицо? У меня даже нет фотографии. Я не торопилась создавать архив. Я хотела создать семью. Он ведь говорил, что с женой все кончено… Теперь я могу забыть и его лицо».

Через полчаса, умываясь перед сном, — Татьяна все-таки надеялась уснуть — она не узнала в зеркале саму себя. Слишком долго плакала.

Звонок

— Здравствуйте. Вас слушают.

— Я правильно звоню?

— Это ночной телефон доверия. Простите, как вы узнали наш номер?

— Из рекламной листовки. Их бросают в наши почтовые ящики. Я… Могу поговорить с вами?

— Для этого я здесь, — тепло произнес женский голос. — Меня зовут Галина.

Ответного представления не последовало. Галина не удивилась — многие не желают называть свое имя. Ее и саму звали вовсе не так. — то был рабочий псевдоним.

Легче принять чужую боль, а порой — агрессию, если это делает «Галина», а не ты сама.