Тамбера - [85]

Они нашли их в самой глуши на небольшой полянке, с одной стороны которой высились, наподобие крепостной стены, каменные глыбы.

Кависта сидел на одном из камней, обхватив голову руками. Несколько его товарищей стояли тут же, другие бродили по поляне. Все были охвачены тревожным ожиданием.

Прибывшим из кампунга обрадовались, бросились навстречу, засыпали вопросами. Но когда узнали о том, что происходит в кампунге, воцарилось еще более тягостное молчание. Негодование, бессильную ярость, отчаяние — вот что испытали сейчас эти люди.

— Да, мы обречены, — медленно произнес Кависта. — Многих уже нет с нами. Они убиты, Голландцы выгнали нас из нашего лагеря. Там остались припасы. Здесь у нас ничего нет. Скоро начнется голод. А тут еще плохие вести из кампунга…

— Не отчаивайся, друг, сказал Умбада. — Еще несколько часов — и солнце сядет. Сейчас нам нельзя и носа высунуть. Зато ночью возьмем свое.

Да, скорее бы ночь! — сказал Кависта. — А то ведь как на горячих угольях сидим.

— Нечего ждать ночи! — воскликнула Супани. — Надо сию минуту выступить против врагов!

— Не спеши, дочка, — остановил ее Самбока. — Если бы наши силы были равны, мы не сидели бы здесь, не ждали ночи. А раз голландцы сильнее, надо ждать. Ведь ночью они будут в лесу как слепые.

— Сидим тут, прячемся, — как затравленные звери, упорствовала Супани. — Смотреть тошно!

— Мы и есть затравленные звери, — с горечью сказал Кависта. — Нас преследуют, мы должны прятаться.

— А по-моему, лучше погибнуть, сражаясь с врагом, чем прятаться от него.

— Потерпи, дочка, — повторил Самбока.

…Было около трех часов пополудни.

Еще каких-нибудь три часа — и солнце скроется за горизонтом, спасительная тьма окутает землю. И тогда они нападут на голландцев. Всего три часа… Но время тянется так медленно, что кажется, не три часа, а три года томиться им в этом ненадежном убежище, ожидая каждую секунду смерти. Начинал мучить голод. И от этого становилось еще тоскливее.

Кависта все сидел, не двигаясь, на своем камне. Сло-нявшиеся бесцельно люди то подсаживались к нему, то вставали и опять принимались расхаживать взад и вперед. Некоторые сидели прямо на траве, опершись спиной о камни и тщетно пытаясь бороться с подступавшей дремотой. Супани не могла найти себе места: то принималась точить наконечник копья, то вскакивала и ходила из стороны в сторону, сжимая кулаки, так что ногти больно впивались в ладони. Самбока был спокойнее остальных и настойчиво уговаривал Супани «потерпеть еще немножко».

Другие женщины, с детьми, устроились отдельно, за солидным укрытием, сложенным из камней. Здесь тоже почти не было слышно разговоров. Лица женщин выражали бесстрастную покорность судьбе; они будто заранее смирились с неизбежным поражением их мужей в этой неравной схватке с голландцами. Все реже в их глазах вспыхивали искры надежды.

Прошел еще час.

За этот час ничего не случилось, только сильнее стало сосать под ложечкой. Разговоры смолкли совсем, взгляды потускнели. Тишина стояла такая, словно на этой лесной поляне не было ни души. И поэтому, когда Вина вдруг прошептал: «Чует мое сердце — беда близко…» — всем показалось, будто он крикнул эти слова.

— Молчи, еще накличешь несчастье! — оборвал его Кависта.

Но едва он это сказал, как наблюдатель, устроившийся на самом высоком камне, подал сигнал опасности: он заметил врагов.

— Если они нас обнаружили, нам отсюда не вырваться, — тихо проговорил Самбока.

— Пусть только попробуют напасть на нас! — воскликнула Супани, схватив копье.

Все оживились. У каждого в руках появилось оружие. Куда девались голод, усталость, отчаяние. Глаза у всех горели решимостью и отвагой.

Но вот уже минут десять стоят они наготове, с оружием в руках, а вражеских солдат не слышно, не видно. И опять людей стала обволакивать обманчивая тишь, и, успокаиваясь, реже забились гулко стучавшие сердца…

Внезапно тишину разорвал громкий крик наблюдателя:

— Береги-и-и-и-сь!

Почти одновременно прогремел выстрел, и наблюдатель, раскинув руки, навзничь упал на землю.

Взгляды всех устремились в ту сторону, откуда стрелял враг.

— Вот он! — вскричала Супани, указывая копьем на верхушку одного из деревьев.

И в ту же секунду она стремительно рванулась к мужу и с силой оттолкнула его в сторону: она увидела, что дуло вражеского ружья нацелено на Кависту.

С дерева грянул второй выстрел. Супани рухнула на землю. Пуля, предназначенная ее мужу, досталась ей, и грудь молодой женщины окрасилась кровью.

Вне себя от ярости и горя, Кависта приказал начинать бой. Несколько человек, вооруженных копьями, бросились к дереву, на котором засел вражеский стрелок.

И сейчас же со всех сторон на поляну высыпали голландские солдаты, незаметно подкравшиеся к последнему убежищу отряда Кависты.

Внезапное появление вражеских солдат произвело разное действие на оказавшихся в кольце людей. Одни в безрассудном гневе кидались на голландцев, точно не замечая черных дул, изрыгающих смерть. Другие, видимо, растерялись и только искали выхода из этой ловушки. Женщины, прижимая к себе детишек, плакали и в ужасе метались по поляне, ища спасения.

Но спасения не было: кольцо врагов было таким плотным, что прорваться сквозь него не было никакой возможности.