Там, за чертой блокады - [13]

Виктор подошел к краю платформы. Проем между вагоном и платформой показался великоватым. А внизу лязгала сцепка и до жути быстро мелькали шпалы. Он почувствовал страх, но показать другу, что испугался, не мог.

– Давай попробуем! – неуверенно предложил он.

Стогов осторожно стал на сцепку, держась за борт, потом, развернувшись, схватился за железную лестницу на стенке последнего вагона, забрался на крышу и, свесив голову, прокричал:

– Валяй сюда, нестрашно!

Валерка заполз на крышу и так и остался лежать на животе.

– Давай отдохнем малость, – предложил он.

Но Витьку что-то подстегивало. Он и себе не смел признаться, что рискует ради того, чтобы покричать с крыши в слуховое окно вагона, в котором едет Эльза. Подошел к краю. Опять пугали расстояние между вагонами и высота до мелькающей внизу земли. С крыши поезд казался гигантской извивающейся ящерицей.

То же самое испытывал и Валерка.

– Может, не стоит, а? – предложил он.

– А чего бояться? По крышам сараев прыгали, а там расстояния были больше.

– Да, так то ж сараи.

Витька отошел на пять шагов, разбежался, и… Приземлился он на много дальше, чем нужно.

– Порядок! – радостно крикнул он. – Валерка, давай, я подстрахую!

Страшно прыгать было только на первый вагон, потом они прыгали с вагона на вагон, не задерживаясь.

Стогов остановился, попытался подсчитать оставшиеся впереди вагоны.

– Кажется, здесь. Сейчас выясним.

Он лег поперек вагона, подполз к краю, свесил голову и крикнул:

– Нелли Ивановна!

– Виктор, это ты? – раздался голос Изабеллы Юрьевны. – Как тебя туда занесло? – задала она нелепый вопрос, как будто забыла, что всего десять – пятнадцать минут назад с его помощью карабкалась в теплушку, причитая: «Ох, миленькие, помогите! Ой, страшно!» – Нелли Ивановна в вагоне впереди нас! Но ты ляг на крышу и не шевелись, пока не остановится поезд.

Стогов уже не слушал. Он вскочил и побежал на крышу следующего вагона.

– Нелли Ивановна!

Через несколько секунд в слуховом окошке показалась запрокинутая голова директора. Над собой она увидела склонившуюся голову Стогова.

– Ты с ума сошел! Сейчас же отползи на середину крыши!..

– Не беспокойтесь! – перебил ее Виктор. – Я держусь крепко. Со мной Валерка, мы помогли сесть всем нашим! А некоторые, не наши, там остались…

– Ладно, ладно! Но ты, ради бога, отползи от края!

– Витька! – раздался голос Эльзы из соседнего окна.

Он повернул голову и увидел ее машущую руку.

Подходил к концу месяц колесной жизни. Остались позади Киров, Пермь, Свердловск, Тюмень, Омск – предполагавшиеся места окончательного пристанища. Бегая на станциях в эвакопункты каждого из этих городов, Нелли Ивановна возвращалась оттуда с унылым видом.

– Не принимают. Говорят, что норма приема эвакуированных перевыполнена. Полстраны проехали, а все никак не приткнемся…

– Неужели для одного детдома места не найдется? – не то упрекая, не то удивляясь, заметила Вероника Петровна. – Может, вы не очень настойчиво просите, а?

– Вот вы в следующем городе сходите и попросите более настойчиво, Вероника Петровна. – Нелли Ивановна с нескрываемой обидой глянула на старшую воспитательницу. – Кулаком постучите по столу, пригрозите чем-нибудь, может, нас и приютят.

…Судя по зареву огней, поезд приближался к крупному городу. Отвыкшие за время блокады от обилия света, зачарованные этим зрелищем, взрослые и дети прильнули к решетке открытой двери. Поезд втягивался в паутину рельсов все дальше и дальше от перрона. Но им все-таки удалось разглядеть на высоком здании вокзала крупные синие светящиеся буквы: НОВОСИБИРСК.

– Ну что ж, Вероника Петровна, как говорится, с Богом! – обратилась к ней директор. – Может быть, у меня уже на лице печать неудачницы, располагающая к отказу, а вам повезет. Вот наши документы.

Старая воспитательница растерялась, полагая, что директор тогда погорячилась, но Нелли Ивановна протянула ей знакомую клеенчатую папку. Возражать она не стала и, заметно волнуясь, начала собираться.

Весь путь до вокзала Вероника Петровна сочиняла свой монолог, выстраивала цепочку убеждающих фактов, начиная с блокадной зимы, ужасов ладожской бомбежки и заканчивая муками месячного томления в теплушках «на просторах Родины чудесной». В конце концов твердо решила, что ляжет под дверью и не поднимется, пока не устроят детдом.

Но все это оказалось ненужным. Вернувшись в вагон, она рассказала, как обходительно ее приняли, заверив, что сейчас же начнут собирать транспорт для перевозки детдома в город.

– Мне даже стыдно, что я начала свое выступление перед этими внимательными, чуткими людьми с обвинения, – закончила она. – Давайте собираться!

Но к вечеру их отыскал представитель горисполкома и вручил предписание следовать дальше, до Томска, заверив, что там все приготовлено для размещения детдома.

Истерика Вероники Петровны была пугающая. Громкие рыдания сменялись тихими всхлипываниями, и все это сопровождалось многократными повторениями:

– Какая непорядочность! Какой обман меня, старого человека! – Ее интеллигентность не допускала произнести более точное определение поступка местных властей – «подлость».

Больше всех переживала о случившемся Нелли Ивановна, говоря окружающим: