Там, вдали... - [7]

Точно гвозди вколачивали в голову Ивлева.

«Сейчас ударю», — подумал он и не двигался с места, слушал слова, от которых у него, казалось, распухали уши.

— Чем ты лучше этих людей? Они умнее тебя, честнее, если хочешь знать. Сознательный… Если тебе за твою работу дадут в два раза больше, ты половину отдашь народу? Трепач… Я думала, ты парень… мужчина… Сопляк. Научили десять слов говорить — живи с этим, хватит. В первобытном обществе и этого не знали. Прощай, — Ольга направилась к выходу.

Ивлев подошел к двери, толкнул жену на кровать.

— Сядь. Объясни мне, я не могу понять: неужели…

Она встала и пошла грудью вперед.

— Уйди. Прочь! — глаза совсем чужие. Ненавидящие.

Петр опять толчком посадил ее. Она встала и опять пошла…

Трижды сказала:

— Прочь с дороги! Вон! Ненавижу тебя!

«Все», — понял Ивлев.

Ольга вышла.

Больно стало Ивлеву, так больно!.. Показалось: не хватит сил превозмочь эту боль.

Ольга не пришла на другой день. Не пришла она и на третий, и на четвертый. Петр ждал ее вечерами, она не шла.

На пятый день вместо нее пришла с чемоданом та самая девица, с которой Ивлев беседовал после свадьбы.

— Здравствуйте, — вежливо сказала она.

Петра удивила такая ее вежливость.

— Здравствуй, — он приготовился услышать что-нибудь о жене. «Мириться, наверно, хочет. Слава те, господи».

— Ольга попросила взять кое-какие ее вещи. Нужно…

— Пусть сама придет.

— Она не придет никогда.

У Ивлева упало сердце.

— Тогда ничего не получите, — сказал и сам не понял: зачем?

Девица уставилась на него укоряющим взглядом.

— Как не стыдно…

— Нет, это вам как не стыдно?! Сбили человека с панталыку да еще вякаете, приходите! Закрой дверь с той стороны.

Помолчали.

«Зря разоряюсь, — подумал Ивлев. — Кому доказываю?»

— Забирай, что надо, и уходи.

— Я только попрошу на минуту выйти.

— Зачем?

— Нужно… Я буду женские вещи брать.

— Ну и бери, что ты пионерку из себя строишь? Юбки, что ли, бюстгальтеры? Забирай, не стесняйся — я это видел.

— Все равно… Я прошу выйти, — уперлась на своем девица.

Ивлева кольнула догадка: «А юбки ли ей нужны-то? Может, вовсе не юбки?»

— Бери при мне.

— Нет.

— Тогда будь здорова.

— Как не совестно!

— Ты только насчет совести… не надо, слушай.

— Выйди на пять минут. Неужели трудно?

— Трудно.

«Не за юбками ты пришла, милая, нет. За чем-то другим».

— Не выйдешь?

— Не выйду.

— Но я прошу… как мужчину, как джентльмена.

— Я же — «дяревня», я этого не понимаю.

— Скотина, — девица повернулась и вышла, крепко хлопнув дверью.

Ивлев принялся искать то, за чем приходила нарочная. И сразу почти нашел: в диване, под сиденьем, лежали заготовки для женских туфель. Пар на двадцать. Ивлев долго перебирал в руках это богатство. Хром был высокого качества, светло-коричневый, мастерской выделки.

«Сапожники, — ядовито думал Ивлев. — Я вам устрою». Об Ольге, что она причастна к воровским делам, он почему-то не подумал. Напротив, захотелось скорей доказать ей, ткнуть носом: вот они, твои хорошие, умные!

Он собрал весь материал в вещмешок, дождался, когда на улице малость стемнеет, и пошел с мешком в милицию.

— Мне нужен начальник, — заявил он дежурному офицеру.

— Зачем?

— Ему скажу. Лично.

— Говорите мне, какая разница? — обиделся офицер. — В чем дело-то?

— Я сказал: буду говорить только с начальником.

— Его нет сейчас.

— Тогда я завтра приду.

— Подождите… Дело-то важное?

— В общем… не маленькое.

— Сейчас вызову, посидите.

— Хорошо.

Начальник пришел скоро. Вошел с Ивлевым в свой кабинет, присел на стол, посмотрел на мешок.

«Тоже работка у них, — невольно подумал Петр, вытряхивая на пол содержимое мешка. — Телевизор, наверно, дома смотрел, а тут — хошь не хошь — иди».

— Что это? — спросил начальник. Наклонился, взял пару заготовок, помял в руках. — Хорош!

— Высший сорт. Для заграницы, наверно.

Начальник кивнул головой.

— Ну, а в чем дело-то?

— Ворованное, — пояснил Ивлев. — Дома у себя нашел.

— Подробней немного.

Ивлев подробно все рассказал, назвал фамилии, какие знал.

— А жена, думаешь, не причастна?

— Нет, уверен. Просто прятали у нее, она не знала.

— Н-да-а, — начальник долго смотрел в окно. — Ну ладно. Спасибо. Не боишься?

— Чего?

— Ну… могут ведь прийти за этим, — начальник показал глазами на товар. — Такими кусками не бросаются.

— Ничего.

— Вызывать будем…

— Понимаю.

Недели через две тугой узелок подпольных делишек развязали. Собственно, это был не узелок, а большой, довольно крепко запутанный узел.

Ивлева раза три вызывали к следователю. Один раз он встретил там Шкурупия. Тот нисколько не изменился, смотрел маленькими умными глазками спокойно, даже весело.

«Крепкий, черт», — подумал Петр.

Шкурупий обрадовался, увидев Ивлева.

— Вот! Пусть он подтвердит! — воскликнул он, показывая на Петра пальцем. — Помнишь, я на вашей свадьбе ударил одного? Он еще полез на тебя драться… Семен-то!

— Ну, — Петр хорошо помнил и Семена и то, как Шкурупий ударил его.

— Так он теперь все на меня валит. Ты ж понимаешь!.. Гад какой — мстит!

Ивлев посмотрел на следователя. Тот рылся в бумагах и, слушая Шкурупия, чуть заметно улыбался.

— Часто вы видели у себя дома этого человека? — спросил он Ивлева.

— Раза четыре.

— Он ничего не приносил с собой? Или, может, уносил…