Там, на войне - [54]

По его рации доложили в батальон результаты боя и просили срочно выслать санитаров и ремонтников. Только санитаров зря — в экипаже Латыша погибли все: командир машины, заряжающий и механик-водитель. Быстро нашли Романченко с автоматчиками: весь передовой отряд Фомичева ушёл вперёд. А у нас захват, исправная машина и полный боекомплект. Башню только отремонтировать, да это плевое дело, работы на полчаса. Ну, и потеря — один «валентайн» с экипажем.

Трофейный «тигр» оказался новенький и целёхонький, башню исправили, и около месяца ходил он в составе танковой роты нашего батальона. Двинулись вперёд, теперь уже на одном танке. Но ведь и передовой отряд не стоял на месте. Оторваться от него нам пока не удавалось… Остановились в следующем селе на самой окраине, а комбриг со своими танкистами уже там.

Соратники

Не успели толком оглядеться, появился посыльный:

— Подполковник Фомичев срочно вызывает командира разведки.

— Послушай, — сразу скукожился Романченко, — может, ты сходишь? Он меня… изгвоздовал… сучий потрох… Это из-за него я потерял те два танка… Так и совал меня вперёд, вперёд. Совал вместо своих!.. Вот такой он бережливый… — и давай дальше материться, невзирая на присутствие посыльного.

Я как мог урезонивал его, потом спросил:

— А как я представлюсь? Он же тебя вызывает?

— Скажи: «Новый командир разведки». А?..

Я пошел. Благо мы торчали на самом конце села, а Фомич (такая у него была кличка) в середине. Улица длинная. Иду. Опять какая-то ломота по всей спине, ноги ватные, во рту шершавая сухость. Скверно, когда идёшь к начальнику, к тому же чужому, на заведомую выволочку, а ведь командир передового отряда — здесь царь и Бог. Надо быть в полной форме, уверенным в каждом слове и торчать, как штырь! Хоть я ему впрямую не подчиняюсь — только взаимодействие и поддержка. Но испортить портрет он может, в смысле репутации. Ну-ну, поживём-увидим. А Романченко, по всей видимости, успел с ним контакты закоптить. И как неисправимый матерщинник, заменяя нецензурную брань, по его понятиям, более приемлемыми словечками, да ещё в переводе с украинского, мог и вовсе довести подполковника до белого каления. Шел я не спеша (куда торопиться?), старался обдумать ситуацию с разных сторон. Посыльный пританцовывал впереди, потому как за задержку нагоняй уже полагался бы ему.

Метров за сто пятьдесят до хаты, где находился комбриг, меня встретил Зорька Нерославский — начальник связи передового батальона. Каким-то путём он узнал, что меня прислали в группу Романченко, что-то сообразил или почувствовал неладное. Он двинулся по селу в надежде отыскать меня. Лучше и надежнее, чем Зорька, друга у меня во всём корпусе не было.

Мы остановились посреди улицы, как будто и не расставались. На его погонах обнаружилась третья звезда, значит, он только-только получил «гвардии старшего лейтенанта» — первый из всей нашей команды курсантов выпуска сорок второго года.

— Поздравляю, — выговорил я не без зависти, а она в этих обстоятельствах неизбежна и не такая уж белая.

Вместо ответа он обратился к посыльному совсем по-свойски:

— Луков, двигай к комбригу и громко доложи, мол, «они бегут, что есть мочи».

— А если спросит?.. — успел прокричать посыльный, убегая, и встал, как вкопанный.

— Скажи: «Я бежал быстрее их всех!» Вали! — посыльный кинулся к центру села.

Нерославский в нескольких фразах обрисовал всю неприглядность обстановки:

— Прорыв прорывом, но повсюду артиллерийские и танковые заслоны. Кочующие. Куда ни глянь, по всем высоткам новенькие «королевские тигры». Это тебе не шуточки, щёлкают наших как орехи, а наши сверхтяжёлые так и не подошли. Продвижение со вчерашних сумерек — ноль. Застопорило.

— А может, вы сладко спите по ночам?

— Не без этого.

— Вот он и успевает. Перегруппировывается. И подсовывает вам одних и тех же «тигров»?

— С командного пункта корпуса и армии — сплошной ор и угрозы. Комбриг разъярён, чихвостит всех подряд. Да и его уже дерут по всем коркам — радиограммы идут через меня, я-то их читаю. Смотри, соберись с духом, играй с ним в поддавки: «Слушаюсь, товарищ подполковник!.. Будет исполнено, товарищ комбриг!» И ещё: делай вид, что запыхался…

Фомичев, казалось, и не заметил, что вместо Романченко представился и доложил я. Он матерился ничуть не хуже Романченко и, казалось, ненавидел не персоны, а всю разведку скопом, как единую и неделимую врагиню — противник уже был на втором месте:

— Ещё бой не начался, а они в очередь за орденами выстроились… — это было преувеличением. — Тут вы первые! Какого (непонятно чего) вы торчите у меня перед глазами? Вы должны телепаться на десять-пятнадцать километров впереди и давать мне сведения о противнике. Лоботрясы!..

Трудно было сдержаться и не ответить, что сведения нам полагалось сообщать в разведотдел корпуса и в свой батальон, а ему — так только в порядке вежливости. У него же своя бригадная разведка есть, разведка передового отряда, которая, как и мы, не могла вырваться вперёд. Но придётся, как посоветовал Нерославский, терпеть. Пока…

А Фомичев никак не угомонится:

— Мне ваши лица не нужны: немедленно, вот прямо сейчас — вперёд! Чтобы сверкали ваши спины и задницы! И дымок на горизонте! Чтобы уже через час у меня были сведения… О противнике!.. Кто перед нами? Сколько? Где проходы? Обходы?