Там, на войне - [20]
Доверчивых всегда-то достаточно, а недоверчивых можно обозвать дезертирами и перепасовать на подвиг силою.
Но стоит войне окончиться, выспренний, воинственный пафос тотчас выцветает, вчерашние доблестные и непобедимые орлы становятся поголовно «сукиными сынами», паразитирующей шатией-братией, разоряющей страну и её трудолюбивый народ… Да по существу так оно и есть…
Впрочем, всё это прямого касательства к настоящему повествованию не имеет. Так — размышление. Одна из причуд свободомыслия.
Каждый россиянин знает, что такое грязь непролазная, бездорожье непроходимое, а пуще другого в период весенней распутицы, дождей и паводка. Да и просто так бывает, ни с того ни с сего — кругом на километры сухота, а ты в такую топь вмажешься, что и не мечтай выкарабкаться.
Но я про грязь другую — немыслимую: про такую, в которой могут кануть не то что предметы, машины, орудия колонны, хутора, малые селения, а … ГОРОДА, ОБЛАСТИ, ПРОСТРАНСТВА.
Полк тяжелых тракторов был брошен на спасение нашей наступательной техники. Таких, которые могут что хочешь откуда надо выдернуть с корнем и навсегда. Вот этот-то полк тракторов тужился день, надрывался ночь с воем и стонами, — пытался вытащить, протащить, проволочить сонм боевых гусеничных и колёсных машин, поднять хоть на один, не самый крутой подъём, хоть вон до той самой ближней отметочки, именуемой трангуляционным пунктом… Хи-и-ирен-то!.. Весь тяжелый тракторный полк, резерв командующего фронтом, вместе со своим полковником сам увяз в этой грязи по кабины, по трубы выхлопные, в небо торчащие. И не было кому их вытаскивать… Не трубы, а трактора…
Самая устойчивая невязнущая военная машина, как известно — танк! Давление его гусеницы на квадратный сантиметр ничтожно: менее трёх килограммов. И вот не то что вязнет, а скользит, буксует, боком по склону сползает и… погружается, погружается в чернозёмную магму, как бегемот африканский в родное российское осклизлое болото. Только тот по самые ноздри, по самые глаза да уши, а этот по самую башню — орудие максимально задрано, чтобы не зачерпнуть, и триплексы командирские таращатся на все стороны света. Уставились, не моргают.
А причина?.. Где причина?!
Причин, как всегда, несколько. Первая: быстрое, почти мгновенное таяние обильнейших снегов весной 1944 года; непозволительно резкое мартовское потепление при традиционной непредусмотрительности и всеобщей наглости нашего дорогого командования, которое планирует одно, а получается всегда совсем другое; и если в результате враг не выдерживает этого абсурда и начинает пятиться, неся большие потери (но несравнимо меньшие, чем наши…), то Верховный и его верные ген-генералы, в смысле «гениальные», тут же издают Приказ: присвоить звания, выдать ордена, обозвать «гвардейскими», представить к наградам, салютовать в Москве и ещё где попало из двухсот двадцати четырёх (а не пяти!) орудий!! Тут уже и вторая, и третья причины…
А после всего этого умопомрачения попробуй шелохнись или отдай врагу хоть одну деревеньку — погоны долой, ордена в мешок, знамя на склад министерства обороны, части расформировываются, офицерский состав в штрафники, командиры частей и соединений под суд военного трибунала… Вот это и есть настоящий салют! Из двухсот двадцати четырёх (а не пяти)…
Ну, посудите сами: только недавно трещали нормальные морозы, например, 23-го февраля, в годовщину создания Красной Армии, а мы стояли под Киевом, станция Боярка, деревня Федоровка, готовились вот-вот куда-нибудь ринуться. В наступление!.. Только ринулись, а тут— на тебе! — начало марта и… обвал, тропики: низкая, на бреющем, сплошная облачность; частые, нудные, теплые дожди, взбрызги-вспрыски; бурное таяние, будто его ещё снизу подогревают… Любой ночной заморозок прихватил бы, сковал, сгустил бы земную твердь — да какая там твердь: вулкан грязевой, только что не горячий и не булькает. Вместо ночного заморозка среди серого, насквозь мокрого дня неизвестно откуда и по какой причине высовывается ехиднейшее солнышко и, довершая бедствие, развозит этот тотальный оползень в чёрно-навозную жижу: в ч-ч-ш-ш-ш-ш… в ж-ж-ж-ж-и-и-и… в ж-ж-жу-у-у-у! — не только Вселенское Издевательство над военно-стратегическим гением, но и безграничное, злодейски осмысленное посрамление любого провидческого предначертания командования — если хотите, прямая профашистская вылазка природы.
А тут ведь, действительно, особых различий между шляхом и обочиной нет: наиболее сметливые давно съехали в сторону от ненасытного большака, этого всасывающего чудища, забитого полу утопшим воинским транспортом. Кто тащился по ближним и более отдалённым обочинам и высоткам — только эти как-то продвигались, и то не все… Там тоже застрявших, перекошенных, раскоряченных, было не менее двух третей единиц… И всё-таки армия, корпус, бригады, полки, наш отдельный батальон натужно продирались, будем считать — вперёд. Кое-где гусеницами, десантом на броне, а преимущественно до предела навьюченными двуногими существами, обмазанными жижей загадочного цвета — так называемые полы шинелей подзаткнуты за пояса, у самых бережливых оружие замотано в тряпьё и залито поверх грязью, как и всё остальное. Ведь иногда приходится и падать. Если не споткнёшься, не поскользнёшься, не кувырнёшься, то ведь и свист снаряда может уложить. Заставит… Обувки нет, лиц нет, парня от девки не отличишь, каждый шаг обозначается двумя чавканиями: чпоком при выдёргивании сапога из хляби… и хлюпающим бульком при погружении другой ноги в неё же… Тут кроме моторов, гусениц, брони, вооружения ещё мозги нужны. Командирские. Чутьё механика-водителя, да и сообразиловка всего экипажа. Создать иллюзию неуклонного продвижения вперёд мог не каждый. Мотоциклы, например, на руках выволакивали из грязи, ставили во дворы, мотоциклисты заваливались на ночлег там же, до более осушливых времён. А вот экипажи, разные там автоматчики, разведчики вразброд уходили вперёд, на поддержку воюющих. Ну, и взводно-ротные офицеры. Как ни крути — «Долг чести!» А иной раз и страх перед грозным начальством.
Это произведение не имело публикаций при жизни автора, хотя и создавалось в далёком уже 1949 году и, конечно, могло бы, так или иначе, увидеть свет. Но, видимо, взыскательного художника, каковым автор, несмотря на свою тогдашнюю литературную молодость, всегда внутренне являлся, что-то не вполне устраивало. По всей вероятности — недостаточная полнота лично пережитого материала, который, спустя годы, точно, зрело и выразительно воплотился на страницах его замечательных повестей и рассказов.Тем не менее, «Обыкновенная биография» представляет собой безусловную ценность, теперь даже большую, чем в годы её создания.
Это — вторая книга Т. Вульфовича о войне 1941–1945 гг. Первая вышла в издательстве «Советский писатель» в 1991 году.«Ночь ночей. Легенда о БЕНАПах» — книга о содружестве молодых офицеров разведки танкового корпуса, их нескончаемой игре в «свободу и раскрепощение», игра в смерть, и вовсе не игра, когда ОНА их догоняла — одного за одним, а, в общем-то, всех.
Писать рассказы, повести и другие тексты я начинал только тогда, когда меня всерьёз и надолго лишали возможности работать в кинематографе, как говорится — отлучали!..Каждый раз, на какой-то день после увольнения или отстранения, я усаживался, и… начинал новую работу. Таким образом я создал макет «Полного собрания своих сочинений» или некий сериал кинолент, готовых к показу без экрана, а главное, без цензуры, без липкого начальства, без идейных соучастников, неизменно оставляющих в каждом кадре твоих замыслов свои садистические следы.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.