Там, где нас есть - [91]

Одна и та же страна по обе стороны Урал-Камня. Бедная, неприбранная земля, бездорожная, какая-то сонная и безразличная. Славка проснулся от ужаса и некоторое время диковато озирался в знакомом до последнего ружейного крючка солдатском кубрике на четверых. Настенные часы показывали полпятого утра, три часа до побудки. Славка успокоился. Фу, какая гадость присниться может. Слава богу, не наяву такое.

По мере приближения окончания службы с лихорадкой выпускных экзаменов по всему на свете, от стрельб и вождения до организации командования десятком, странные сны учащались, приобретали объем, захватывали не только Славкину собственную жизнь, а рисовали картины жизни той, неправильной, страны в другой реальности, дикой ему, но вполне во сне обычной. Славка решил первым делом, как получит увольнительную в резерв и обращение в сословный суд, начать выяснять, что ему делать, застрявшему меж сном и явью.

В конце июня, уже собирая вещи, старший десятник и инструктор вождения Самойлов разыскал карточку, полученную от доктора Смирнова, и заботливо уложил ее в бумажник, рядом с документами, проездными и кормовыми деньгами. И еще наградным чеком на оплату года обучения в университете.

Приехав в Чуйки, Славка обнял бабку, поцеловал мать, порассказал сестрам страшных историй про ужасные уральские морозы (моргнешь, а глаз и не открыть обратно), огромных уральских медведей (одна лапа здесь, а другая во-о-он там, где дверь) и татар с саблями и на лихих вороных конях (как наедут, как засвистят, прямо ураган). Сестры то ахали, то хихикали в кулачки. Знали, что байки, Миросеть работала исправно, но и слушать было забавно, ведь это их брат такой лихой вояка, вернулся почти из самой Сибири. Славка сходил в школу повидаться с учителями и уехал в Воронеж восстанавливаться в институте и подавать прошение в сословный суд, коего заседание назначили ему на август.

Заседание прошло как по маслу. В сущности, суда никакого и не было, Славке даже не пришлось открыть рот, отвечая на вопросы, которые судья мог бы задать. Защитник зачитал прошение, Славкину биографию, показал бумаги от старосты Чуйков, выписку из служебной военной характеристики, и судья, дождавшись положенного кивка от свидетелей, знающих Славку лично, зачитал решение, в котором были слова: отныне считать полноправным мещанином с занесением в реестр.

Теперь Славке в Российском государстве были открыты все дороги. Он мог свободно селиться за пределами губернии, занимать любые государственные посты, избираться на общественные должности и свободно отправляться за границу, буде возникнет такое желание. Собственно, в пределах России его и раньше никто насильно не держал, а захоти он поселиться в колониях, даже было б ему оказано всяческое содействие инвентарем, материалами, кредитами и живым рублем, но по традиции считалось, что крестьяне не могут работать и учиться за границей. Как будто за границей кому-нибудь было дело, крестьянин приезжий из России или столбовой дворянин.

Как бы то ни было, новый учебный год Славка начал мещанином. Ему было предложено досдать недостающие предметы за почти год отсутствия экстерном, но Славка не стал, экстернам не присваивалось звания полного инженера, а без полного инженерства военная карьера была б невозможна. Не то что он собирался возвращаться в армию, но мало ли что.

А еще к нему вернулись странные не то сны, не то видения.

И Славка позвонил по полустершемуся телефону и назначил встречу с Горенковым Семеном Денисычем, писателем и историком. Горенков жил недалеко от Новгорода, в Старой Руссе, городе небольшом, но древнем, с незапамятных времен имеющем свое отделение Новгородского университета, где Горенков и преподавал.

К моменту встречи Славка изнемогал от своей двойной жизни нешуточно. Та Россия, за пределами его размеренной жизни, с масштабом ее горения, с ее размахом, не давала ему покоя. Великие свершения и ужасные поражения были в той России. Ничего похожего на жизнь в среднеевропейской стране, где он находился наяву. Та Россия была более яркой и подвижной. И полынной горечью отдавалась в Славке неустроенность его родни в той стране, доводящая просто до слез и отчаяния. Он с ума сходил от желания наконец разобраться, где он и что с ним.

В первый день рождественских каникул купил он билет на самолет до Новгорода и отправился решать свою судьбу.

7

Дом Горенкова, каменный, за ажурной чугунной решеткой, среди занесенных снегом лип и берез, он нашел быстро. Горенков оказался мужчиной средних лет, даже скорей пожилым, с короткой седоватой бородой и совершенно седым ежиком волос на голове. Быстрым в движениях и крепким мужчиной. Пригласив Славку в гостиную и усадив в кресло, Семен Денисыч сразу перешел к делу:

— Я с вами, господин Самойлов, почти знаком. Доктор Смирнов, что обследовал вас с полгода назад, написал мне о ваших затруднениях в подробностях. Но он лицо официальное и не мог посвятить вас в некоторые детали моих исследований. А я — лицо неофициальное и могу вам много порассказать интересного о своих исследованиях в альтернативных путях развития различных обществ, и в частности — российского. Не беспокойтесь, вы в своем уме, и вы не один такой мне известный. Вы угодили в другой поток реальности. В общем случае вы должны были отделаться некоторыми досадными неудобствами, связанными со сном и бодрствованием, но почему-то не отделались и находитесь в этой щели между мирами, как это называют в литературе, довольно долго. Дело в том, что время между слоями реальности течет неравномерно, и у вас какой-то особенный случай. Вы еще можете сами решить, где вам быть. Технически ваше возвращение вполне осуществимо.