Там, где мы - [8]

Да загнать его, козла горбатого!!!

Почти мгновенная смена настроения толпы — вещь опасная. И её порывы нужно сдерживать.

— А для тех, кто уже готов отправиться проломить ему голову, я сейчас расскажу ещё кое-что, почерпнутое мною из сего документа.

Головы снова повернулись ко мне. На лицах явственно читалось: «Ну, что там ещё, Босс? Давай, дочитывай там, не задерживай, и мы сейчас быстренько пойдём, да поколотим этого Икса подкованными тапочками! За всё сразу. Ну, давай, ври, не томи!»

Мне придётся рассказать им это. Может, даже приврать. Волей или неволей.

Иначе…

Иначе даже я, впервые со времени Потопа, не смогу их остановить. Голодные бунты сметают всё и вся, не считаясь с собственными потерями. И пусть у нас не голод в его настоящем понимании, но сам факт того, что кто-то весьма единолично, вольготно и безнаказанно, сидит на горе мешков с изюмом, мукой и сушёной картошкой… — это по нынешним временам может свести с ума кого угодно.

Да будь он хоть трижды драконом, ему не устоять!

Словно прочитав мои мысли, откуда-то из глубины помещения тихо и спокойно выступает Лондон:

— Господа… — он не повышает голоса, но его всегда слышат. Это его, особый, дар. Быть услышанным и среди рёва бушующего океана:

— Господа! Босс прав. Нельзя не оценить верно этот ситуация. Прошу вас, нужно слушать и понимать. Это письмо писать человек серьёзный. И умный. Нет похоже, что он может шутить.

Недоумённое ворчание Геракла, которому помешали оторвать башку писающей Гидре, будоражит воздух… Но на выход пока посматривать почти перестали.

И это уже праздник. Маленькая победа.

— Я склонен думать, что этот Икс — тварь хитрая и продуманная. И у меня не проходит чувство, что он чего-то не договаривает. Чего-то важного. Нам не мешает узнать о нём побольше. Когда вернутся наши разведчики…

Внезапно тишину ночи разрезает стакатто выстрелов. Секундное замешательство, и вот уже люди готовы к отпору. Споро, но без суеты подбирается снаряжение, толпа отработанно рассредоточивается на две колонны (одна, с оружием, — на выход, другая, с тряпками и в фартуках, — с дороги долой!).

В это момент медленно отворяются двери, и все глаза устремлены на скрип петель.

В проёме стоит белый, как мел, Луцкий. Он что-то держит в подрагивающих руках.

Похоже, мешок. И в нём что-то, что он протягивает в мою сторону.

Молча так, словно боясь словами растревожить, расплескать содержимое мешковины. Теперь я явственно вижу, что это узелок, сделанный из большого куска именно старой мешковины, перетянутой сверху толстой верёвкой.

Словно затерявшийся во времени гость из далёкого прошлого, когда по дорогам бродили «калеки перехожие», на чьих плечах покоились такие же котомки…

Как зачарованные, ближайшие к Луцкому семейники бережно принимают из рук бойца ношу, и растерянно передают её по цепочке в мою сторону. Вслед котомке тянутся любопытствующие шеи и шепчутся слова непонимания.

Лицо Иена темнеет. Глупая на первый взгляд, но страшная догадка пронзает и мой мозг, сердце начинает колотиться бешено и испуганно…

…Я никак не могу совладать с проклятым узлом. Но, ещё не развязав его, я ЗНАЮ, что там. Что хранят его сырые, странно бурые и так знакомо пахнущие приторно-сладким «ядом», недра…

…Женщины не переставали выть и голосить даже тогда, когда мы, потрясённые и оглушённые, вышли на морозный воздух; не помня себя, закурили и молча уставились в туманное марево гор.

Говорить о чём-то? На это у нас не хватало сил.

Шаловливый норд-ост начинал свою неспешную пляску, будто разгоняясь со склонов хребта, и теребил полы одежды, стараясь забраться поглубже своими ледяными ладонями.

…Головы.

Словно оторванные голодным демоном от тел, — с неровными краями свисающих мышц и торчащими из их огрызков шейными позвонками. С перепутанными, слипшимися трахеями, спадшимися артериями и сожжёнными волосами.

Окровавленные и подпаленные огнём кишки. Обмотанные ими, словно коконом, с вырванными глазами и без языков, — такими перед нашими взорами предстали головы наших троих разведчиков.

Троих из тех семи, кто ушёл за перевал днём раньше.

Тех, кого мы ждали каждый час…

Ни я, ни Упырь, ни Хохол, ни Иен…, ни другие — не простим себе их нелепой и жуткой смерти. Эльдар, молоденький парнишка из «стеблевцев». И Терехов. Точнее, то, что от них осталось. Что нам соизволили перебросить через забор. Страшная, кровавая посылка. И при ней — сопроводительное письмо. Словно издёвка. Как вызов, как насмешка. Ухмылка сильного в лицо прыщавого недоросля.

«С днём Российской Конституции, дорогие мои соотечественники! С праздником тебя, любезный господин Гюрза!»

Кровью. Буроватые буквы на саване белизны.

Это написано на примятом, слегка испачканном той же кровью, конверте.

Взмокшей рукою я быстро забираю конверт и сую к себе в карман.

Пусть пока полежит здесь, обжигая мне бок.

Не всякую бумагу следует читать взбешённому сообществу сходу…

Глава II

…Над Сахарой лил ледяной дождь. Озеро Чад, выйдя из берегов, затопило город Нгуимнгми. Нигер и Вольта оказались под водой. Те, кого пощадило первое цунами и не убило землетрясение, утонули. Их были десятки миллионов. В Нигерии вновь вспыхнуло восстание, заразив им и основную часть Центральной Африки.