Там, где мой народ. Записки гражданина РФ о русском Донбассе и его борьбе - [59]

* * *

Если Прибалтика рвет с русским культурным полем и советским наследием агрессивно, но, за исключением событий 2007 года вокруг таллинского памятника советским воинам, бескровно, то еще одна соседняя страна сопровождает этот процесс боевыми действиями, геноцидом, этноцидом и культуроцидом. Речь, понятное дело, об Украине. Для нее обособленную национальную культуру в советский период лепили не просто из наличного, а фактически из воздуха. Ведь немногие мало-мальски заметные творцы досоветского периода, в целом выбравшие именно украинскую идентичность — и те считали ее неотчуждаемой от русской, как и землю ее распространения от России. Скажем, Иван Франко, занимающий почетное второе место в пантеоне украинских писателей и называемый «великим каменя-ром», по аналогии с «великим кобзарем». Сторонники «жовто-блакитной незалежности» любят цитировать его молодые горячие строки против «москалей и ляхов», в то время как значительно показательнее его зрелые высказывания: «Мы все русофилы, слышите, повторяю еще раз, мы все русофилы. Мы любим великорусский народ и желаем ему всяческого добра, любим и учим его язык. И читаем на нем нового, наверное, не меньше, а может, больше, чем на своем…»; «Ни один умный человек, у которого есть хоть капля политического здравого смысла, <…> не мог даже в самой буйной фантазии рисовать себе возможность отделить и отгородить украинскую землю от России».

За советские же три четверти века была создана и развита именно самостоятельная украинская культура, сегрегированная от русской, пусть вроде бы все еще дружественная и не противоречащая ей. «Вроде бы» — потому что проверку временем этот тезис не прошел. Осенью 2014 года Андрей Манчук, украинский журналист и публицист левых оппозиционных взглядов, писал в своем материале о Донбассе:

«Стоит отметить, что, в отличие от своих киевских визави, которые превратили расистскую ненависть к Донбассу в свой политический дресс-код, здешние общественные активисты в массе не демонстрировали никакой «украинофобии». Еще до войны, познакомившись с лидером местного отделения Компартии в Торезе, которая работает воспитательницей в детсаду на ставке 1900 гривен, мы увидели на книжных полках в ее квартире не только Шевченко, Франко, Украинку и Коцюбинского, но и двухтомник Панаса Мирного, «Степ» Александра Сизоненко, четырехтомник Скляренко, семитомник Стельмаха, четырехтомник Збанацкого, двухтомник Мушкети-ка, двухтомник Ананьева на украинском, украинские переводы Мопассана, Коллинза и пр. Не стоит сомневаться — киевские мещане, которые жгут книги и переименовывают названные в честь писателей улицы, не знакомы даже с половиной представленных тут работ украинских авторов. И даже не слышали их имена».

При этом в приведенном Манчуком списке украинских писателей есть вполне промайданные русофобские персоналии. Возьмем, скажем, Юрия Мушкетика. Заслуженный советско-украинский, а теперь просто украинский писатель (лауреат ордена Трудового Красного Знамени, ордена «Дружбы Народов», ордена «Знак Почета», лауреат Государственных премий СССР, УССР и премии Ленинского комсомола УССР имени Н. Островского, последний глава Союза писателей УССР, а затем первый в эпоху незалежности). Два года назад он разразился монологом-обличением «Лапоть на чужой земле». Содержание, в принципе, понятно и без перевода — «дичайшие агрессивнейшие московиты», «завшивленные и дикие русские войска», «московские орды на Украине», «русский мир», который «сродни чуме».

Как мы видим, прибалты именно в рамках общего союзного/имперского интеллектуально-творческого пространства, скрепленного русской культурой, русскими ценностными ориентирами и Православием (в советское время — его секуляризированной версией), добились небывалого культурного роста развития, что не мешает им (пусть, как видим, есть и здравомыслящие исключения) ненавидеть Россию и любую память об этом пространстве. Украинцы же и вовсе обзавелись собственной, теплично взращенной культурой, которая из просто нерусской после упадка и распада СССР закономерно развилась в антирусскую. Разумеется, горевать о потере подкаблукявичюсов и мушкетиков не приходится, ибо и потерей это назвать проблематично. Их разрыв и ненависть к великим русским цивилизации и культуре, словно убойный залп из мушкета, бьет по ним самим, погружая в пучину узкошовинистической хуторской архаики. Страшно лишь то, что в украинском случае погружение сопровождается реками крови. Крови тех самых людей, воспитанных в духе интернационализма и миролюбия, что и перед войной не убирали мушкетиков со своих книжных полок.

* * *

В начале 2018 года внимание не меньшее, а то и большее, чем недавно столетию Октябрьской революции, будет уделено аналогичному юбилею разгона Учредительного Собрания. При этом, боюсь, основной упор сделают на то, как разогнали его и подавили его сторонников, а вот вопрос, чем была «Учредилка», останется чуть в стороне. Представлял ли собой реальную альтернативу новой власти орган, по составу лишь немногим менее красный, чем она сама, а по намерениям явно стремившийся в первую очередь заниматься тем же, чем ранее почти год занималось Временное правительство, то есть разглагольствованиями? Были бы в судьбе Российской Республики какие-то значимые изменения в сравнении с Советской Россией, кроме замены на мавзолее надписи «Ленин» на «Чернов»? Вот что хотелось бы обсудить. Отметим, что многие идейно-политические оппоненты большевиков разделяли их неприязненное отношение к УС. С восторженным злорадством описывал его разгон бывший лидер Союза русского народа Николай Марков, признававший, что «в большинстве своем народ сочувствовал матросу Желязнякову». Адмирал Колчак и на практике вполне недвусмысленно обошелся с Комитетом членов Учредительного собрания, и на словах был однозначен: